Олег Раин - Отроки до потопа

— Если ты про Стаса…

— Забудь о нем, — Мишаня вновь улыбнулся правым уголком рта, левый наоборот криво съехал вниз. — Стас — нормальный пахарь. Его сыграли, как пешку, он и повелся.

— О чем ты? Кто сыграл?

— А ты догадайся с одного раза. Трех раз, как в кино тупом, нигде, на самом деле, не дают. Либо сразу просекаешь, либо получаешь кувалдой в лобешник, — Краб собрал свои кубики, подбросил на ладони, заботливо спрятал в карман. — Там на острове у нас с Сэмом тоже базар был. Он меня, урод такой, к себе вербовал, а я его чуть не порезал. Растащили, короче. Но будь Сэм поумнее, он бы лыжи к тебе солидольчиком смазал и сюда раньше меня подкатил. С коробкой конфет и бутылкой коньячилы.

— Зачем мне коньяк?

— Ну, не коньяк, так пепси-колу какую-нибудь притаранил бы. Это не суть… Я о том, что ты губешки раньше времени не раскатывай. Этот перец еще не прыгнул по-настоящему, но очень хочет. Вообще непонятно, как он в нашей школе очутился. Папец, наверное, жадный, не отлил в лицей лимонаду, вот и оказался Вовочка Саматов в обычной рассейской школе за одной партой со швалью вроде нас.

— Чего это мы — шваль-то?

— Ну, не шваль, так где-то на уровне единичек-двоечек. А они, типа, парень с крутояра — шестерка, значит. Короче, показывал уже… Вот и будет мстить.

— Кому мстить-то? Мне?

— Да всем сразу. Он же обиженный. На меня, на папу, на всех. Только меня ему не достать — да и на кой? А вот тебя он постарается загарпунить.

— Вот тебе здрасьте! За что это, интересно? За Маргошу? Так он же ее в грязи и топил!

— Правильно, он топил, а ты не дал. Видел, как он физрука нашего на крючок взял? Грамотно, в десять минут! И ничего Николашка ему уже не сделает. Потому что Сэм за жабры его взял. Прочно. Аврору он тоже хотел заарканить, уже и веревочку свил, да не получилось. Но парень-то дошлый, другое что-нибудь изобретет. Это ведь только в фильмах показывают, что всех на свете можно купить, а на самом деле, умные ребятки за другие рычаги дергают.

— Кукловоды?

— Ага, как в театре детском… Он и на остров народ приглашал, чтоб всех разом на единый кукан насадить. А мы взяли и сорвали ему кайф. Даже Анжелка с ним в шатер не полезла. Он ведь хорошо ее подогрел. Подливал пуще других. А она ему костюмчик облевала и на катере у нас спряталась.

— Так это вы из-за нее подрались?

— Причем тут она? Анжелка — это так, повод-поводочек… Сэм принцем датским себя почувствовал, а я ему черепок под нос сунул. Кукиш в смысле. Короче, хотел пикник сделать, этакий пир духа, а получил полную пирдуху, — Мишаня Крабов хмыкнул нечаянному каламбуру. — Еще и ты характер начал показывать. Типа, последний ком снега перед лавиной. Как в мультах. Вот класс и пошел пополам колоться.

Сколько помнил Серега, Крабов никогда еще так много не говорил. Да и вещи-то он рассказывал странные. Про Стаса, про остров, про класс… А может, это больница Серегу так ослабила. Что-то упорно не доходило до его разума. Мишка Крабов продолжал говорить, но слова осами вились вокруг да около, кружили бессмысленной тучей. Серега чувствовал, что голова у него стремительно закипает.

— …Сегодня, прикинь, на Ламборджини в школу прикатил. Самолично за рулем сидел. Хотел, чтобы все увидели.

— Ну?

— Вот и увидели, что снеговичок-то наш поплыл. Потому как за последнее хватается, бабло демонстрирует. Ну а как сообразит, что ни фига не вышло, за вилы возьмется.

— Как это — за вилы?

— Откуда мне знать. Но зуб даю, придумает что-нибудь, — Краб чуть помолчал. — Змей сегодня шепнул, что с Маринадом их видел. Типа, шептались о чем-то. Друганы, блин! С каких это пор, интересно? И Кентукки там рядом маячил. Вот и посуди, какие могут быть общие дела у Сэма с этими крысоедами.

— Да уж, компаха кислая. Что-то ему нужно было от них.

— Это верно, клинья к ним он неспроста подбивает, — Краб вздохнул. — Помнишь Никитку из твоего подъезда? Шпингалет такой курносый.

— Никитку? — Сергей сообразил не сразу. — Это первоклашка, что ли?

— Ага. Вчера подошел ко мне — заметь, не к Антоше, не к Гере, а ко мне — и колонулся.

— Ну?

— Видел он все, оказывается. Прыгал по гаражам после уроков и головешкой своей любопытной крутил. А в это время Сэм с четвертого этажа прицеливался. Ты на втором сопли морозил, а он на четвертом, смекаешь?

— Что?.. Так это Сэм?! — Серега даже привстал со скамьи.

— Чего ты подскочил? Сядь, успокойся. Парень-то не лох, все сыграл, как по нотам. И Никитке я тоже посоветовал молчать. Для его же пользы.

— Но ведь это… Это можно…

— Не можно и не нужно, — оборвал его Краб. — Эту байку я тебе так — к слову подбросил. Чтоб не скучал особо. Тем более что поздно кулаками трясти.

— Ничего себе поздно!

— Конечно, поздно. Я ведь тоже голосовал против тебя не просто так. Поглядеть на него было интересно. Он вроде как нас разыгрывает, а мы — его. Так что за Сэма не переживай, этот перец сам на тебя выбежит. Все равно как зверь на ловца. Вот тогда и прищемишь ему хвост.

— Что-то не очень я тебя понимаю.

— Почешешь репу — поймешь. Не сейчас, так потом, когда этот хлыщ очередную комбинацию замутит. Тогда уж вони хватит на всех, можешь не сомневаться. Но начнет он, думаю, с тебя.

Мишаня произнес это спокойно, и в серых, с темными вкраплениями глазах его Серега прочел железобетонную уверенность в сказанном. Тем, кстати, и побеждал своих противников Краб. Свою силу он знал настолько же хорошо, насколько знал слабые стороны противника. Люди это чувствовали, а чувствуя, уступали.

Серега судорожно сглотнул.

— А ты?

— Что я?

— Ты сам-то с кем?

Краб снова покачал кудлатой головой, тихо и со всегдашней своей полуусмешечкой протянул:

— Ох и дурак же ты, керя… Прямо полный бамбук!..

Ленку забирали вместе с Евой. Так уж получилось.

Это был первый день на воле. Серега только-только вышел из больницы. Мама намеревалась оставить его дома, предлагала даже сходить в садик сама — с работы обещала отпроситься, но Серега настоял на том, что сестру следует забирать брату. Смешно сказать, но он, в самом деле, соскучился по Ленке. Конечно, дома она частенько злила и раздражала. Не одну сотню раз по кумполу хотелось ей съездить, но ведь все равно — сестренка! Не так уж много у него оставалось близких людей. Конечно, имелись друзья, кое-кто из соседских ребят, и все-таки по-настоящему близкими оставались мама и Ленка. К отчиму, дяде Вите, Серега относился тепло, но это было все же совсем другое. Папу заменить было невозможно. Даже порка, которую как-то задал ему отец за то, что Серега ножницами выстриг из книг серию картинок, теперь вспоминалась, как нечто особое — мужское, по-своему романтическое. Конечно, ревел и дулся, но ведь за дело всыпали! И отец потом позвал его мириться. А точнее — вдвоем с насупленным сыном они попытались «вылечить» растерзанные книги. Пока лечили, все само собой и забылось. А точнее — простилось. Потому что чудом было — сидеть на отцовских коленях, слушать его пояснения и следить за сильными руками, неспешно и бережно вклеивающими иллюстрации на место. И ведь мастерски все сделал! — буковка к буковке, без единого пятнышка! Подобные вещи у отца всегда получались здорово. К слову сказать, и книги эти были теперь у Сереги любимыми. Он держал их в сторонке отдельной стопкой, нередко брал перед сном, неспешно перелистывал. При этом восстанавливал в памяти процесс книжного ремонта — во всех подробностях, до последнего произнесенного слова. Заканчивались подобные воспоминания одним и тем же: хотелось плакать, и Серега откладывал книжки в сторону…