Олег Раин - Отроки до потопа

Озадаченно мотнув головой, Серега приблизился к Антону. Приятель сидел, чуть нахохлившись, и выглядел откровенно смущенным.

— Как там у тебя, отвел Геру?

— Ага.

— Что он, правда, здорово нализался?

— Ну, не то, чтобы вусмерть, но прилично.

— Во, осел-то!

— Дурак, конечно. Я тоже ему сказал… — Серега покосился в сторону доски, у которой балагурило больше всего народу. — А тут у вас что?

— У нас-то? — Антон неопределенно пожал плечами. — Да очередной цирк. Пацаны вон тетрадь у Тарасика сперли, в перемену по всему классу развесили. Типа, галереи. А Тарас как увидел, сразу за циркуль схватился. Ты же его знаешь — психованный тип. Экза… Экзальтированный, короче. Хотел все посрывать на фиг, только кто же ему позволит! Видишь, сколько баранов кругом. Вот он и побежал плакаться. Марго, понятно, за ним рванула. А у нас продолжается веселуха. Полный, короче, трэш.

— Шоу мает гоу он?

— Типа того…

Серега присел возле Антона. Скверные предчувствия продолжали его терзать, сердце бумкало, предупреждая о близкой опасности. В самом деле, сначала Гера, потом Тарасик…

— Слушай, а где Ева?

— Ева? — Антон покрутил головой, даже чуть привстал. — Не знаю. С английского не видел… Мне же твои манатки собрать надо было, то-се.

Вслед за другом Серега повторно осмотрелся. Картинка ему окончательно разонравилась. Тарасик, конечно, тот еще перец, но зачем чморить-то человека? А если он, в самом деле, поэт? Если в один прекрасный день вылезет на сцену и скажет, что чмо болотное — все его одноклассники и ни один гад не заступился, когда расклеивали по стенам его первые стихи. В самом же деле, задергали человека! Скоро не за циркуль — за нож будет хвататься. И пришьет кого-нибудь — как в тех же американских школах. Каждый ведь месяц передают в репортажах! Типа, приходит какой-нибудь лоб со стволом и валит своих таких же. А потом вокруг ноют и удивляются — с чего бы? То есть сначала киновампирами мозги засоряют, сказочки о правах вкручивают, а потом удивляются. А фига ли удивляться? Если, скажем, у меня права и если я шпалер могу без проблем достать, то чего я буду терпеть Кокера, скажем, или Гошу с его дебильной физией!

Серега заводился все больше. Знакомое предчувствие щекотало гортань, предвещало назревающую беду. А может, не назревающую, а уже созревшую — как какой-нибудь фурункул на причинном месте. Вроде и больно сидеть, а пока штанов не снимешь, не увидишь…

Народ, между тем, бродил от листка к листку, громко озвучивал те или иные перлы.

— О! Я тащусь!.. Слушайте прикол… — Кокер вскинул руку, привлекая всеобщее внимание, заговорил нарочито идиотским голосом: — «Всю жизнь я пытаюсь казаться нормальным, но это трудная роль, а я плохой артист. Все делают так, а я эдак, и мне больно. Я стыжусь и постоянно попадаю впросак, наступаю в лужу»…

— Чью лужу-то? — со смехом вопросил Цыпа. — Свою, что ли?

— Может, и в твою, он не написал, — Кокер перешел к соседнему листку. — А вот еще круче… Не, ребя, слушай!.. «Сегодня мне снова приснилась она. Незнакомка в бежевом платьице. Я даже лица ее не вижу, но всякий раз точно знаю: она снова здесь, рядом со мной. Иногда что-нибудь говорит, но чаще молчит. А самое волшебное начинается, когда она берет меня за руку…»

— О-о! — заблажил Маратик. — Дальше давай, дальше!

— Чего орешь, все равно пока только «за руку»…

— Читай, урод!

— Сам урод… — Кокер продолжал придуриваться, хотя, по мнению Сереги, мог бы этого не делать, — без того ясно, что полный придурок. Читал он громко и, надо признать, не без артистизма: — «Я не чувствую ее пальцев, но начинаю понимать ее мысли. Точнее — чувства»… Чувства, ты понял, каракуль бычий!.. «Я по-прежнему не вижу ее лица, но знаю: оно обращено ко мне. Ее глаза лучатся, от них исходит мягкий теплый свет»…

— Да у него реально крыша съехала! Может, в психушку эту бадью послать?

— А можно в журнал какой-нибудь. Там сейчас любят такое. Чернухи только малость подлить. Сумеешь, Кокер?

— Запросто! Пару расчлененок, пять огнестрелов и изнасилование…

Поднявшись, Серега шагнул к ближайшему, пришпиленному полоской скотча листку. Здесь были строчки, исполненные аккуратным Тарасиковым почерком:

Продолжение оказалось оборванным, — возможно, оборвал все тот же Кокер на бумажные жевыши. Серега припомнил, как сидели они с Кареевым у костра, как в бешеный штопор падал дельтаплан обалдевшего от ощущений однокашника. Ему стало тошно. Точно взял и предал ближайшего друга. Конечно, Тарас не был другом, но ведь и врагом не был. Кроме того, они вместе полетели — в один день и оба впервые…

Серега вернулся за парту к Антону. Теперь он уже смотрел на собственные руки. Он не знал, что делать, а верного совета ладони — даже со всей их мудреной паутиной не давали. Хотя… Одна подсказочка все же имелась. Серегина линия жизни. Она тянулась уверенно, не виляя и не прерываясь. Жутковатых росчерков и крестов на ней не угадывалось. Значит, не стоило и бояться. Не убьют, не изжарят и не зарежут. Чего, он, в самом деле, трясется?..

— А тут про наш класс. Чё-то вроде про Анжелку… — Васёна ткнул перепачканным пальцем в листок, начал было читать, но сбился. Читал он скверно — чуть ли не по складам.

— Буковки сперва изучи! Дерёвня! — заорал Шама. Он сидел, забросив ноги на парту и любовался происходящим точно зритель театральным спектаклем. Кокер стремительно переместился к Васёне, нашел то самое место, на которое указывал приятель.

— Та-ак… Ага! «Я часто сравнивал ее с тем образом из снов. Гадал, что сходится, а что не очень. Потому что есть какое-то несоответствие, и этого я не в силах понять. Все равно как разницу между двумя сказками. Но одна реальная — из жизни, другая из сна. Одну я могу видеть каждый день, вторую — угадываю, может быть, даже воображаю»…

— Скучно! Давай другое! — Толян с Вадиком даже забарабанили по партам кулаками.

— Читай, читай! — крикнула Анжелка. Девчонки ее поддержали.

— Лучше про секс давай! — пискнул Маратик.

Кокер бедово тряхнул чубом. Сейчас он и впрямь чувствовал себя артистом на сцене.

— Сейчас про все будет, — игриво пообещал он. — Тарасоид только разгоняется.

— Ага, типа сеанса…

— Вот козлы, — тихо пробормотал Антоша. Он тоже по примеру Сереги глядел на свои руки. Но и его руки вряд ли что-нибудь могли подсказать. — Аврора бы подошла поскорее.

— А почему — Аврора? — обозлился Серега. Обозлился на себя и Антошу. — Слушаем-то мы, не она. И кстати, Аврора, если заявится, в первую очередь выдаст на орехи Маргарите.