Марина Елькина - Тайна под дубом

Вероника Аркадьевна вытащила серую тонкую тетрадку. С одного угла тетрадка немного обгорела.

— Вот он, дневник. Только поаккуратнее с ним: страницы рассыпаются.

Лешка взял тетрадку в руки, раскрыл на первой странице и вгляделся в выцветшие строчки.

Апрель, 1943 год.

Я начинаю этот дневник не оттого, что ведение дневника — моя давнишняя привычка. Дневников в мирное время я никогда не вел: не до того было. Война тем более не время для дневника. В долгих переходах, в изматывающих боях мы устаем так, что сил не хватает взяться за карандаш.

Во время привалов и передышек бойцы пишут письма домой. Я тоже писал, пока было куда писать. Теперь писать некуда. Моя семья погибла. Жена и маленькая дочка. Мой дом разрушен. От него осталась метровая гора щебня. Не поверил бы в это никогда, если бы не видел своими глазами.

Всего три недели назад наш полк проходил через мой родной город. Я видел разрушенные бомбежкой кварталы, но и мысли допустить не мог, что с моим домом тоже случилась беда. Я бежал домой, я мечтал обнять жену, взять на руки дочурку.

Я не могу об этом писать. Больше нет такого адреса: город Б-вск, Липовая аллея, 14. Нет дома и нет близких. Я один.

Мне нечего больше терять.

Я прошел бесконечное множество километров, я воюю с зимы сорок первого, я из тех, кто воевал под Москвой. Повезет дойду до победы. Только вот возвращаться будет уже некуда.

Не знаю, почему вспомнился сейчас мой первый бой. Мы стояли в двух-трех километрах от шоссе, когда донесся гул боя. Командир выслал вперед разведчиков, и они доложили, что передовой отряд вступил в бой с вражеской танковой колонной и сейчас несет огромные потери.

— Танки надо остановить! Артиллерийские расчеты — вперед! — приказал командир. — Остальные с обозами и лошадьми — укрыться в лесу. В бой вступать только по моему приказу.

Мы отвели коней в овраг и напряженно вслушивались в глухие разрывы артиллерийских снарядов. Лошади от долгого стояния начали покрываться инеем. Мы растирали им спины и бока, накрывали всем, что было, боялись, как бы не простудились наши лошадки. Без них и снарядов не доставить, и раненых не вывезти.

Звуки выстрелов танковых орудий начали достигать какой-то особенной, нестерпимо звонкой силы. Это означало одно — наши части отступали под мощным напором фашистов.

Морозный, чистый воздух усиливал звук. Снаряды уже задевали вершины деревьев и, разрываясь вверху, осыпали нас осколками.

— Вперед! — крикнул командир.

И мы пошли вперед, в атаку. Мы остановили танки, отрезали шоссе.

Странное дело, никогда не умел рисовать, ничего не понимаю в художестве, а от всего первого боя запомнился пейзаж — белые деревья, озаренные розовым, ярким блеском разрывов.

Сейчас совсем другое — мы наступаем, мы освобождаем города, деревни, села. Нескончаемым потоком идут колонны автомашин и бронетранспортеров. Грузовики мчат мотопехоту с противотанковыми ружьями, с ручными и крупнокалиберными пулеметами. Движутся гвардейские минометы, укрытые брезентовыми чехлами, бронеавтомобили, пушки различных калибров.

Фашисты бегут. Они теперь не похожи на тех, которые лавиной шли в сорок первом. Теперь такой же лавиной, только испуганной и разрозненной, они отступают, уходят с нашей земли.

Еще чуть-чуть, и мы выкинем их из нашей страны. Снова будет мир, будут восстановлены дома и города. Может, восстановят когда-нибудь и четырнадцатый дом на Липовой аллее. Только не вернуть мою семью. И другие семьи не вернуть. Сколько их погибло? Разве сочтешь?

Сегодня встретили мальчонку, который собирал картошку, оставшуюся на поле с прошлого года. Картошка мягкая, проросшая, а малец такой довольный: мамка, говорит, суп сварит. Его командир ругает: минные поля вокруг. Саперы, конечно, поработали, мины сняли, да кто знает, на что нарваться можно. А малец отмахивается: какие теперь мины? Теперь мир. Фашистов выбили.

Чуть постарше моей дочурки этот пацан. Жив он, жива его мамка. И хорошо! Счастье кому-то.

Мой дружок Борис Исаков спрашивает, что пишу. Знает он про мое горе. Думает, наверное, что другим каким родственникам письмо сочиняю. Пускай думает так. Про дневник ему ничего не скажу. Да и дневник-то мой те же письма. Только без адреса.

Лешка оторвался от дневника и перевел строгий взгляд с бабушки на Веронику Аркадьевну:

— И вы даже не пытались разыскать этого солдата?

— Этот солдат скорее всего погиб, — вздохнула Вероника Аркадьевна. — Иначе почему бы в развалинах остался его дневник?

— Но наверняка вы ведь этого не знаете?

— Наверняка никто не знает.

Тут в разговор вступила Лешкина бабушка:

— Во-первых, не забывай, что тогда был сорок пятый год. Война кончилась, а семьи еще продолжали получать запоздавшие похоронки. Многие солдаты пропали без вести, многие остались безымянными в братских могилах, многие не могли найти своих близких, многие не вернулись из концлагерей. Тогда такая неразбериха была, вам и представить невозможно. Где уж тут разыскивать владельца мощного дневника! А во-вторых, но игом дневнике нет упоминания имени автора… Видишь, дневник не подписан.

— Но ведь тут на первой же странице есть его довоенный адрес! — воскликнул Толик.

— Липовая аллея? Но ведь дом разрушен, семья солдата погибла. Он об этом знает.

— Но, может быть, нашлись бы другие родственники?

— Ладно, что было, то было. Может быть, мы и виноваты, что не искали. А теперь и искать бесполезно: столько лет прошло. Лучше всего отдать этот дневник в музей.

— А если мы все-таки напишем по этому адресу? — осенило Лешку.

Бабушки переглянулись.

— Напишите, — кивнула Вероника Аркадьевна. — Только особенно не ждите, что вам ответят. Вы же даже фамилию солдата указать не можете.

Утром мальчишки сели писать письмо.

— Как же написать? — задумался Толик, покусывая кончик ручки. — Кто мы такие? Как к нам попал дневник? И вообще… Кого мы ищем?

— Родственников солдата, который до войны жил по этому адресу, — твердо ответил Лешка.

— «Здравствуйте! Сообщите, жил ли в вашем доме человек, который ушел на войну в сорок первом». Так и писать?

— А может, обратиться в адресный стол? — воскликнул Лешка. — Моя бабушка ведь именно так твою бабушку разыскала!

Они снова помчались к бабушкам, спрашивать, как составить запрос в адресный стол.

— Ничего не выйдет, — огорчила их Лешкина бабушка. — Для адресного стола нужно точно знать имя, отчество, фамилию и год рождения разыскиваемого человека. Мы ничего этого о солдате не знаем.

Мальчишки снова вернулись к письму. Жаль, что с адресным столом ничего не вышло!

Они испортили уже стопку бумаги. Начинали писать и бросали, потому что все написанное казалось глупым, путаным, непонятным. Толик уже начал терять терпение: