Дмитрий Щеглов - Праздник обжоры

Наконец мы дождались. Молодой, красивый парень с черными вьющимися волосами задергался перед прилавком и, протягивая чек, сказал:

— Любимой.

Я толкнул Данилу:

— Смотри, глупость какая. Не могли что-нибудь умнее придумать. Нашли пароль — «любимая».

Даже нам с первого взгляда стало ясно, что он имеет в виду явно что-то не то. Продавщица для приличия посмотрела на прилавок и сказала:

— У нас нету, но если вы подождете, вам сделают.

Она отложила его торт в сторону и крикнула в подсобку:

— Палыч, сделай человеку «Любимую».

Интересно, это тот Палыч, что получал у узбека пакетики, или другой?

Палыч вышел из коридора, ведущего внутрь магазина, молча глянул на парня, забрал его торт и через минутку вернулся с такой же коробкой.

— Можете не смотреть, я положил.

Классно придумано. В очереди никто даже не шелохнулся и не поинтересовался, почему для какой-то любимой надо уносить торт с глаз долой и менять его там. Мы не уходили из магазина, а начали снова пересчитывать коробки. Хотя чего там пересчитывать. Четыре упаковки по пять штук. Итого двадцать. Еще Данила развязал одну упаковку и стал пристально рассматривать шоколадную, заливку.

— Интересно, чистый шоколад или заменитель какой? — спросил он меня.

— Чистый, — успокоил я его.

А народ брал торты и спокойно уходил. Поскольку мы стояли уже минут пятнадцать на самом виду и не уходили, продавщица нехорошо на нас покосилась и спросила:

— Что, что-то не так?

«Встревожилась», — подумал я и ответил:

— Так, так.

И тут следующий клиент, тоже молодой, разодетый в пух и прах, — можно было подумать, что он идет на день рождения, — не зная, что мы наблюдаем, передав чеки, сказал условное слово:

— Любимой.

Продавщица нам не поверила, что мы стоим просто так, она заметила нашу слежку. На этот раз она не вызвала Палыча, а резко ответила:

— Нет «Любимой». Берите, что есть на прилавке. — Она явно давала знать парню, что находится под нашим колпаком и ему лучше сегодня уйти ни с чем.

— Я же деньги заплатил, мне вот так надо, иначе умру или выброшусь из окна, я без нее жить не могу, сделайте, пожалуйста! — Нет чтобы возмутиться и закипеть благородным негодованием, парень провел рукой по горлу, канюча и глядя умоляющими глазами на продавщицу.

Мне теперь было понятно, как низко падают наркоманы, если готовы так унижаться и полоснуть себя по горлу. Из подсобки вышел Палыч. Он-то не знал, что за ними наблюдают, и простецки предложил:

— Давайте ваш торт, сделаю.

Через минуту он вышел и отдал парню торт.

— Понял, как работают? — наверно, слишком громко спросил я Данилу.

— А если я закажу двадцать штук «Любимой»?

У продавщицы был хороший слух, ей бы дирижером работать, а она стояла за прилавком.

— Палыч, смотри, твои клиенты стоят, двадцать штук «Любимой» им сделай… Молодые еще для «Любимой». А ну пошли отсюда. До двадцати сосчитать не могут, а туда же — «Любимой».

— Обнаглели уже в Москве, — сделал вывод Данила, когда мы выходили из магазина, — почти в открытую продают и не боятся.

Слово наркотики он так и не произнес. Вот это да, товар в течение десяти минут ушел с двумя покупателями.

— А ты говоришь, Петровка, — накинулся я на друга, — да пока она приедет, это жулье семьдесят семь раз его переправит с места на место.

Отоваренные, мы шли по улице. По-моему, мы перестарались с количеством. Через две минуты капроновая веревка начала резать руки. Некуда было деть фотоаппарат, пакет с едою. А ведь в каждой руке всего по пять килограмм. Как же тогда челноки таскают такие баулы из Стамбула?.. Единственное, чем хороша Москва, — ты хоть на горбу у себя слона тащи, никому до тебя нет дела. Мы прошли обратно две остановки и остановились отдохнуть напротив машины Хвата у дома «новых русских». Джип «Гранд Чероки» так и стоял на своем месте.

— Надо пирожки доедать, — спохватился Данила, оригинально оправдывая свое обжорство, — в себе их легче носить, чем на себе.

По дороге обратно, два раза чуть не попав под автомобиль, мы уже почти забыли про подозрительный случай на задворках кондитерской фабрики и тут увидели, как к джипу Хвата приближается плотный мужчина в дымчатых очках, неся в руке связку из пяти коробок торта «Птичье молоко», шампуры и большой арбуз. Связка, как близнец, была похожа на одну из наших.

Мужчина подошел к джипу, и мы услышали, как щелкнула сигнализация, открывая дверцы. Он приподнял дверцу багажника, поставил коробки на запаску, сунул подальше шампуры и арбуз. Захлопнув дверцу, он как ни в чем не бывало потопал дальше.

— Неплохо живет Хват, если ему к субботе кто-то готовит все к шашлыкам, — позавидовал чужой судьбе Данила.

— Сфотографируй на всякий случай и мужика в очках, — предложил я ему.

— Ты что, и Хвата подозреваешь? — Мой приятель был ошарашен этим подозрением.

— А почему бы и нет, коробки из-под торта откуда? Из фирменного магазина, где продают «Птичье молоко» для «Любимой». Для «Любимой» с порошком в прозрачной упаковке.

— Но мы же практически ничего не видели, мы только подозреваем? — тревожно проговорил успокоившийся было Данила.

— Что, порошок не видели?

— Не видели, что им Палыч выносил в коробке.

— Хорошо, что не видели, сейчас уже были бы покойнички.

Мужчина пересек дорогу и приближался к нам. Хотя он и надел дымчатые очки, мы узнали его. Это был Палыч из фирменного магазина «Птичье молоко». Данила прижал к животу коробку из-под духов, и когда мужчина оказался на одной линии с джипом Хвата, нажал на пускатель. Именно в этот момент Палыч поднял кверху большой палец, показывая мимоходом кому-то в доме «новых русских»: мол, все в порядке.

— Нет ли за ним хвоста, проверял, — авторитетно заявил я Даниле, поясняя, почему мужик дал круг, прежде чем пойти обратно. Тот с уважением посмотрел на меня.

— А может быть, отсюда видно окно Хвата? — высказал более здравую мысль Данила.

— Вряд ли.

— Давай отойдем вон за те кусты на газоне и немного понаблюдаем, чем же закончится эта история, — предложил любопытный Данила.

Я не стал возражать. Перетащить наши коробки на двадцать метров в тень кустов и спрятаться за ними — плевое дело. Мы выбрали великолепный наблюдательный пункт. Нас из-за кустов не видно, зато мы сами можем наблюдать хоть за чертом.

— Данила, обрати внимание, — как заправский сыщик, стал я раскрывать логику действий Хвата: — Видишь, Хват машину поставил в тридцати метрах от сторожей с пистолетами. На всякий случай, чтобы не угнали. Одновременно отдал ключи поставщику, Палычу, что принес сейчас торты, а сам из окна с утра наблюдал за машиной, нет ли слежки. Когда убедился, что ее нет, вывесил флаг, это я образно говорю, мог и горшок с цветами убрать с подоконника, мог выйти на балкон и качаться гирями. Есть тысячи способов показать, что нет слежки. Палыч, увидев, что все чисто, кладет ему в багажник товар и маскирует его арбузом и шампурами, чтобы никто не заподозрил, что в коробках. Вот тебе и Хват. А ты хотел спросить его про дела. Понял, какие у него дела? — накрутил я жути семь верст до небес.