Андрей Федоренко - Щербатый талер

Чэсь был просто уничтожен. А он хотел заинтересовать ее шалашом… Шалаш — и Бразилия!..

Он помрачнел. Вместе с тем в его глазах начало появляться что-то прежнее, вызывающе-гордое.

— Ну и поезжай, — угрюмо сказал Чэсь, исподлобья глядя на девочку.

— Ну и поеду.

— Поезжай, поезжай…

Отомстив полностью за прежние обиды. Оксана загордилась, наслаждаясь, и сейчас же пожалела об этом. Только она собиралась признаться, что Бразилия — чушь, и она сама не знает, для чего выдумала всё это, как Чэсь подступил к ней полшага и перекрыл ей путь к калитке.

— А хочешь, я тебе сейчас твою Бразилию покажу…

Не успела Оксана отскочить, как Чэсь схватил ее двумя пальцами за нос и потянул вверх.

На миг девочка онемело от неожиданности, от этой наглости; к тому же было так больно и неприятно… Но через миг, стараясь вырваться, она нечаянно наступила твердой, рифленой подошвой кроссовки на Чэсеву босую ногу. Чэсь охнул и выпустил ее нос. От злости Оксана еще раз повторила этот «прием», уже нарочно.

— Ты что! — вскричал Чэсь и, согнувшись, схватился за ногу.

Его поза, была такой заманчивой, такой неустойчивой, что невозможно было не попробовать победить его до конца… Оксана легко толкнула его в плечо. Чэсь потерял равновесие, упал на спину, но тут же упруго вскочил:

— Ну, погоди!..

Но Оксана быстрой и суровой расплаты ждать не стала. Не успел Чэсь отряхнуть песок из шорт, как она уже сидела на высоком заборе, — благо в кроссовках легко было взобраться по гладким доскам, подошвы не скользили.

Как кошка, девочка сверху следила за Чэсем, готовая при первом его подозрительным движения спрыгнуть во двор.

— Ах! — воскликнула вдруг она и схватилась за карман, стараясь задержать монету, что вываливалось оттуда.

Но поздно! Монета выскользнула из руки и шмыгнула где-то в траву под забор. Через мгновение она была уже в кулаке у Чэся. Почему-то мальчик тоже, прежде чем спрятать монету, схватился за свой карман, запустив туда руку.

— Дырка, — смущенно проговорил он.

— Чесик, отдай! — взмолилась Оксана.

— Еще чего.

— Отдай, это не моя монета!

— Конечно, не твоя, а моя.

(Еще бы — кто бы отказался от такого трофея, добытого в «честным бою»?)

— Чесик, ну хочешь, я признаюсь, что наврала тебе?

— Гм… Хочу.

— Тогда отдашь?

— Отдам.

— Поклянись!

— Ну, клянусь.

— Я соврала тебе про Бразилию… Никуда я не еду, здесь буду, в Поплавах. И мы будем дружить, как ты хотел…

— Вот как? Ну, когда ты приедешь на каникулы, тогда и поговорим.

И Чэсь, беспечно насвистывая, повернулся к девочке спиной с явным намерением — пойти.

В голове у Оксаны промелькнуло, что нужно принимать крайние меры, — звать на помощь отца (хотя она всегда считала — последнее это дело, жаловаться родителям…).

— Отдай! Ты же поклялся! — в отчаянии крикнула она.

— Я же тебя просил признаваться, — Чэсь, однако, остановился. — Ну, да: я солгал, когда клялся. А ты солгала о Бразилии. Вот мы и квиты. Ты врешь, почему и мне нельзя?

Такой жестокости девочка даже от него не ожидала. Она всхлипнула вытираясь, и краем глаза увидела, что Чэсь как бы растерялся.

— Да что ты ревешь? Оксана! С чего ты взяла, что я должен отдать тебе свою монету?

— Нет, это моя! — сквозь слезы воскликнула девочка. — Тебе она просто так надо, играться, а мне… Ты не знаешь даже!..

— Да ничего подобного — это моя! Я нашел ее вчера на огороде… Ты меня толкнула, я упал, монета выкатилась через дыру, ты ее схватила — и на забор… Да, как видишь, не удалось, монета сама знает хозяина, — удовлетворенно сказал Чэсь.

— Как тебе не стыдно!

— Это тебе должно быть стыдно. Рассказываешь мне сказку о Бразилии, отдавила ногу, хотела украсть мою монету, а теперь плачешь, что не удалось…

Оксана, не отвечая, вглядывалась в дальний конец улицы. Там ехал велосипедом кто-то очень знакомый… Так и есть, это Михаль, и едет к ним! Ну, теперь можно обойтись и без помощи отца… Михаль ее в обиду никогда не даст. И отец его знает, и бабушка любит и всегда велит, чтобы он смотрел за ней, Оксаной, и защищал ее. Родители Михаля — из той же деревни на Гомельщине, откуда и бабушка, и после радиации переселились также в Поплавы. Поэтому и держатся вместе, как родня.

— Михаль! — Оксана замахала рукой, чтобы быстрее подъезжал.

Михаль положил велосипед сбоку шоссе и направился к ним. Это был высоковатый для своего возраста (а он был на год старше Оксаны с Чэсем), черноглазый, серьезный мальчик. Обутый в кеды, спортивные штаны, подвернутые до колен, черная майка с надписью на левой стороне груди — «Рассвет».

— Чэсь, привет! Оксана, когда ты приехала?

— Он отобрал у меня монету! — вместо ответа плаксивым голосом пожаловалась Оксана. — И не хочет отдавать!

— Неправда, — сказав Чэсь, не двигаясь с места.

— Монету?

Михаль повернулся, молча подошел к нему. Он был выше Чэся на целую голову. Но Чэсь не испугался, хотя даже побледнел от несправедливости, и стоял как вкопанный.

— Михаль, если хочешь драться — давай, — сказал он. — Но я не отбирал у нее ничего. У меня в кармане лежала монета, выпала через дыру, Оксана схватила, а потом сама выпустила из руки… А теперь канючит: отдай!

Михаль, со сжатыми кулаками, остановился в нерешительности. Он знал Чэся — тот просто так говорить не будет. Оксана между тем слезла с забора, смелая, стала за Михалевой спиной:

— Не верь ему, Михаль, — я привезла талер с собой, из Минска!

— Чепуха, я нашел его вчера на своем огороде!

— А ну, покажи, Чэсь, — приказал Михаль.

Чэсь неохотно вытащил талер. Вдруг лицо его изменилось. Чэсь быстро понюхал монету:

— Что такое?.. Маслом почему-то пахнет… И моя темнее… И, вроде рубец другой — щербина большая, и с другой стороны…

— Оксана! — послышался со двора отцовский голос. Воспользовавшись Чэсевой растерянностью, девочка мгновенно схватила талер из его ладони и спрятала в карман:

— Михаль, спасибо большое! Мне надо бежать… Ты мне так помог! Ты даже не представляешь, что это за монета… Хочешь, приходи сегодня вечером, папа расскажет… — и, пригнув Михалову голову, прошептала ему что-то, после чего нырнула в калитку.

— Где же тогда моя?.. — растерянно повторял Чэсь, похлопывая себя по карманам. — Нет приснилось же она мне!..

— Подожди, давай отойдем. Вон бабушка Оксанина смотрит, топчемся здесь около дома.

Михаль поднял велосипед, мальчики повернули в переулок, что спускался в «низменность», к Березине, где была Чэсева дом.

— Так, — сказал Михаль, — а теперь расскажи толком, все по порядку.

— Да вчера… — Чэсь все щупал карманы, оглядывался вокруг, словно искал монету, — вчера отец окучивал картофель. Знаешь, на тех сотках, что у самой реки, где памятник? Я водил коня, ты же знаешь, жара была, оводы, мошкара, конь не хотел ходить, брыкался…