Валерий Гусев - Хозяин черной жемчужины

Примерно такая же картина была и возле дома Вадика. Даже еще веселее. Как раз напротив его подъезда, возле безводного фонтана, была детская площадка. Со всякими качелями и снежными горками. И с хоккейной коробкой. И там вовсю шла оживленная общественная жизнь младшего поколения окрестных мест.

– Дим, – сказал Алешка, настороженно оглядевшись по сторонам, – я смешаюсь с населением, а ты садись на лавочку и наблюдай.

Я ничего не ответил. Лешка объяснил:

– Кое-кто меня здесь уже приметил. А тебя еще нет. На, спрячься. – И он достал из кармана сложенную многократно рекламную газету.

Алешка смешался с младшим населением, а я послушно уселся на скамейку и «спрятался» за газету. Скамейка была холодная, и сидеть на ней было не очень уютно. Но что делать, раз уж кому-то грозит какая-то опасность. Хорошо, что сидеть пришлось не очень долго.

Сначала у подъезда остановилась легковая машина, желтый «жигуленок». Но из нее никто не вышел. Только водитель приспустил стекло и закурил, выпуская на свежий воздух не очень свежий сигаретный дым. Так он и сидел, поглядывая на подъезд.

Потом из подъезда вышел Вадик (в одинаковых ботинках, но с разными шнурками) и пошел в сторону метро.

– Сиди спокойно, – сказал кто-то у меня за спиной. Алешка, конечно. – Терпи. Он сразу в квартиру не полезет. На всякий случай подождет.

Я пошелестел газетой и спросил:

– Откуда сведения?

– Они же знают, что Вадик очень рассеянный. И он может неожиданно вернуться от метро.

– Почему? – тупо спросил я.

– Потому. Вспомнит, что утюг не выключил. Или воду на кухне.

Алешка оказался прав. Через пять минут показался Вадик. Он торопливо шмыгнул в подъезд. И так же торопливо из него вышмыгнул. Наверное, выключил утюг и закрыл кран на кухне. А вот шнурки не поменял.

А дальше все пошло, как и предполагал Алешка. Курящий водитель проводил Вадика внимательным взглядом, выщелкнул в окошко окурок и вышел из машины.

У подъезда он без всякого труда справился с домофоном и исчез внутри. Мне стало совсем неуютно.

– Лех, – сказал я, не оборачиваясь, – пульни в его машину снежком.

– Зачем? – удивился Алешка.

– Сигнализация сработает. И он выскочит. И в квартиру не полезет.

Алешка хмыкнул.

– Еще чего! Нам как раз и надо, чтоб он полез.

Я сердито скомкал газету. Ну зачем, скажите, нам надо, чтобы какой-то жулик ограбил хорошего человека? Да еще почти профессора!

Алешкин ответ подбросил меня так, будто подо мной была не холодная скамейка, а горячий конь.

– Нужно, Дим, чтобы он украл у Вадика весь его творческий труд всей его прежней научной жизни.

Вот это выдал! Похоже, Лешка эту фразу твердил со вчерашнего вечера.

– Не заикайся, Дим, – попытался успокоить меня Алешка. – Все путем!

Каким еще путем? Путь – от слова «путаться»?

Я еще щелкал зубами и хлопал глазами, а водитель-жулик вышел из подъезда и, поглядев туда-сюда, сел в машину. Достал что-то из-за пазухи и положил на соседнее сиденье.

– Что это? – спросил я Алешку, заикаясь и глядя вслед умчавшейся машине.

– Это, Дим, – спокойно ответил он, – творческий труд всей моей ранней научной жизни. – Помолчал и добавил: – Синяя папка, Дим.

Когда я обрел дар речи, то тут же сказал:

– Надо папе сообщить. Или участковому.

– Надо в школу идти, – усмехнулся Алешка.

И больше ничего не сказал. А я его расспрашивать не стал – все равно не скажет. И пусть думает, что я все понял. Пусть гордится, что у него такой сообразительный старший брат. Хотя ему и без этого есть чем гордиться. Хотя бы тем, что он в городе Москве поймал на удочку в пруду сначала килограммового карпа, а потом безголового минтая.

– Дим, – когда мы подошли к школе, сказал Алешка, – ты иди на уроки и что-нибудь нашей Любаше про меня соври.

«Наша Любаша» – это Алешкина учительница. Маленькая, но вредная. Правда, соврать ей не трудно. Она очень доверчивая. И наивная.

– А ты куда? – спросил я Алешку.

– По делам. Потом тебе все расскажу. Честно.

– А почему не сейчас?

Алешка ответил честно:

– Потому что ты тогда меня не пустишь. А мне очень надо.

– Что тебе надо? – Я уже начал злиться.

– Мне надо, Дим, выручить Черную Маргариту. Она соскучилась по своему хозяину. То есть по своему папе.

Во намолотил!

– Я правда, Дим, все тебе потом расскажу.

Я нехотя пошел в школу, зашел в Алешкин класс и сказал Любаше правду:

– Любовь Михайловна, мой братик немного задержится. Он пошел искать Маргариту. А то папа по ней соскучился.

– Ничего не понимаю. При чем здесь твой брат, при чем здесь Маргарита Павловна и ее отец?

А то я понимаю! Сказал, что велено. Почти слово в слово.

– Вообще, Дима, Алешка – сильно увлекающаяся натура. Ты бы повлиял на него. Как серьезный старший брат.

– Хорошо, Любовь Михайловна, я повлияю. Прямо сегодня вечером.

Кто на кого влияет – это еще вопрос, подумал я. И еще я подумал: что же мне расскажет Алешка?

Он рассказал… Но гораздо позже. А сначала – веселый и довольный – явился домой и выпалил:

– Дим, пошли к Вадику. Он, наверное, там плачет горючими слезами.

– Еще и папка у него пропала, – напомнил я. – А он об этом не знает.

А Лешка почему-то рассмеялся.

…Вадик действительно был безмерно опечален. Эта черная жемчужина была ему очень дорога. Как первый результат его опытов.

Но нам он обрадовался. Особенно Алешке. Они здорово подружились.

– Вадим Иванович, – сказал Алешка, – вы не огорчайтесь изо всех сил. Ваша жемчужина найдется. Это ведь не иголка в стоге сена.

Сравнил! Даже Вадик улыбнулся. А Лешка все продолжал его успокаивать.

– Вадим Иванович, вы такой рассеянный.

– Есть такая буква, – печально кивнул Вадик. – Как я мог забыть, что спрятал ее в конфетах!

– Вадим Иванович, а вдруг вы ее на самом деле в другом месте спрятали? Перепрятали, а сами забыли. Вот наш папа свои очки в холодильнике забыл.

– Нет, – поморщился профессор, – в холодильник я ее точно не прятал.

– А в сахарнице смотрели?

Этот вопрос Вадик понял по-своему и засуетился.

– Что ж мы так просто сидим? Посидим лучше за чашкой чая. Как добрые друзья.

– Еще какие! Только вы не ошибитесь и не насыпьте в сахарницу соли.

– Что ты меня все подкалываешь? – как-то по-детски обиделся Вадик. – Да, я рассеянный. Но это не значит, что мне нужно постоянно об этом напоминать.

– Я в детстве, – сказал Алешка, – тоже был очень рассеянный. Все время забывал умываться. И мама все время мне об этом напоминала. И вот уже много лет я почти не забываю умываться.

Очень содержательный разговор.

– Пойдемте на кухню, – сказал Вадик. – Чайник уже, наверное, закипел.

Рассеянный профессор оказался большим мастером по приготовлению чая. Он у него получился крепким, душистым и очень вкусным.