Владимир Сотников - Хонорик и его команда

– Ничего ты не стареешь, – сказал ему тогда Макар. – Стареют старички. А ты взрослеешь. И говоришь, как поэт.

– Это не я, это Пушкин так сказал, – улыбнулся папа.

Вот и сейчас, наверное, папа «смотрел» этот самый свиток. Потому что глаза у него были печальные. Правда, в руках он держал даже не фотографии, а самый обыкновенный альбом с репродукциями.

– Что это у тебя? – спросил Макар.

Папа вздохнул:

– Да так… Рассматриваю каталог одной парижской художественной выставки. Это работы моего друга Вени. Он и меня на выставку приглашал, но я не смог поехать. Если б знал, что так случится… Хорошо, что Веня альбом прислал. На память.

Макар догадался:

– А он…

– Веня умер, – сказал папа. – От одной очень быстрой болезни… А вот работы его остались. И, знаешь, они сейчас признаны во всем мире как шедевры. Музеи современного искусства гордятся ими, коллекционеры не жалеют огромных денег на приобретение… Правда, в частных коллекциях их очень мало. Запоздалое признание таланта моего друга, что и говорить.

Ладошка почувствовал, что разговор начался взрослый, поэтому ему остается только слушать, переводя взгляд с папы на Макара и Соню. К тому же Соня вдруг почему-то ахнула и застыла. Ладошка сразу понял: произошло что-то важное. Тут уж надо помалкивать, как Нюк, и ждать, чем все это кончится.

Соня дрожащими руками взяла альбом и принялась его лихорадочно листать. Потом они с папой долго смотрели друг на друга, как будто только что познакомились.

– Что тебя так удивило? – спросил папа.

Но Соня, не отвечая, продолжала листать альбом, как будто смотрела его раньше и не могла найти страницу, на которой остановилась.

– Это работы твоего друга Вени? – наконец спросила она. – Все?

– Мне кажется, не так уж мало, – пожал плечами папа. – А почему ты спрашиваешь так, как будто недовольна количеством? Разве художник обязательно должен создавать много произведений? Он же не булочник, не строитель, которые чем больше испекут и построят, тем лучше. Художнику главное – выразить свои чувства, мысли. Кстати, это можно сделать и в одном-единственном произведении, история знает такие примеры.

– Какие примеры? – заинтересовался Макар.

Он сразу же захотел создать какое-нибудь одно произведение, чтобы родители раз и навсегда отстали от него насчет трудолюбия и развития неизвестных талантов. А что, сделал дело – гуляй смело! Занимайся всякими расследованиями в свое удовольствие.

Папа быстро открыл рот, готовый произнести какое-нибудь имя, но тут же закрыл его. Видно, не так просто было найти пример! Все-таки, наверное, великие люди успевали сотворить самое малое несколько произведений… Макар вздохнул. Понятно было, что одним шедевром ему от родителей не отделаться.

– Да нет, я не об этом, – сказала Соня. – Не о том, что их мало. Мне почему-то кажется, что здесь представлены не все его работы…

– Странно, – улыбнулся папа. – Во-первых, любой художник не дает на одну выставку все свои произведения, а во-вторых, откуда у тебя такая уверенность? Ты же впервые видишь этот альбом!

– Просто удивительно… – задумчиво произнесла Соня. – Сколько я ни пыталась заниматься живописью, а даже красками не могла передать столько движения, столько динамики и эмоций, столько живого чувства… А ведь это скульптуры! Посмотри, каждая из его работ выражает какое-нибудь сильное чувство.

«Опять лекции про искусство! – вздохнул Макар. – Вот интересно: Лешка глупый, Соня умная, а я не понимаю ни одного, ни другую… Не выйдет из меня создателя шедевров – люблю ясность. А творцы эти, видно, вечно мозги пудрят сложностями».

– Наверное, я вам в прошлый раз не очень подробно рассказал про Веню, – ответил папа. – Лучше показать на примерах. Вот – «Порыв». Можно подумать, что это просто кусочек растянутой пружины. Но он напоминает руку, посланную вперед, и при этом кажется, что рука оглядывается, словно не может оторваться от пославшего ее. В этом порыве и сомнение, и устремленность! А вот скульптура «Уныние». Ведь даже человеческую фигуру трудно распознать – а чувство ярче, чем в любом живом существе. Смотрите, как безвольно опустились две хворостинки, изображающие руки, какая линия спины – ведь в ней нет ни радости, ни надежд.

«Точно как я на математике!» – подумал Макар.

Ему стало интересно сличить себя со скульптурой «Уныние» – похоже ли? Он взял альбом и начал его листать.

Макар рассматривал одну фотографию, вторую – и рот его открывался, глаза расширялись, а веснушчатые уши топорщились еще больше, чем обычно. Вид у него был даже не удивленный, а просто офонаревший. Точно как Соня, он начал с бешеной скоростью листать альбом.

– Да что с вами со всеми? – воскликнул папа. – Почему на вас так подействовали Венины работы? Вы меня просто пугаете! Неужели у вас у всех будет такая же реакция на них? На очереди Ладошка. А может, и Нюка проймет?

– Такая реакция бывает, – пробормотал Макар, – от совпадения удивительного с невероятным…

– Какого совпадения? – не понял папа.

– Да, портрета нашей болванки здесь нет, – не отвечая папе, прошептал Макар.

– Да что вы, заболели, что ли? – рассердился папа. – Ладошку пожалейте – вертит головой справа налево и ничего не понимает. И я не больше его!

Макар с Соней переглянулись. Наверное, Соня поняла, что брату не очень приятно признаваться в том, что он держал в руках бессмертный шедевр и спокойно бросил его в снег. И она решила спасти положение.

– Просто Макар хочет сказать, – начала объяснять она, – что эти вещи хоть и похожи на болванки, но на самом деле…

– На самом деле, – удрученно закончил Макар, – это я болван.

Уроки и правда не волки. В лес они не убежали. Даже Соня не притронулась к своим учебникам и тетрадкам, не говоря уже про Ладошку и Макара.

Папа решил, что ребята так разволновались от рассматривания каталога. Ему было приятно, что его дети настолько восприимчивы к искусству. Особенно к такому сложному, как скульптуры его друга Вени. И папа продолжал листать и рассматривать каталог, который теперь действительно напоминал ему свиток воспоминаний. Воспоминаний о молодости, о Вене, который выразил столько сильных чувств в своих скульптурах…

Мама, конечно, удивилась, что дети опять заспешили на прогулку.

– Ничего не понимаю, – обратилась она к Соне как к самой серьезной и обязательной в смысле подготовки домашнего задания. – Ты же собиралась усадить мальчишек за уроки! А сама туда же, опять на пруд. Ну не дает вам покоя этот примус! Ведь решили вчера на митинге, что не будут его устанавливать.

Если бы мама знала, что вовсе не примус беспокоит ребят! А лежащая в снегу болванка, то есть уже совсем не болванка… И Соня, и Макар были абсолютно уверены, что там лежит та самая скульптура, которую когда-то бросил в пруд папин друг Веня. Почему он ее бросил? Действительно ли потому, что обиделся на девушку? Или, может, не очень был доволен своей работой? Но не расспрашивать же папу! Времени на это сейчас уже не было.