Михаил Ивин - У порога великой тайны

Вильштеттер и Штолль, предпринявшие попытку воспроизвести в колбе фотосинтез, были так смелы, в сущности, по неведению. Они, как истые химики, полагали, видимо, что, имея хлорофилл, углекислый газ, свет и воду, можно добыть сахар. Это далеко не так. Чтобы добиться успеха, надо, видимо, создать механизм, который не уступал бы по своему совершенству живой клетке. Человек безусловно создаст такой механизм. Но когда?..

Вильштеттер деятельно работал в Баварской Академии наук и в Мюнхенском университете до середины двадцатых годов. В 1925 году он вышел в отставку, но продолжал трудиться дома.

Вскоре на Германию налетела фашистская чума. Мюнхен, Нюрнберг — города, излучавшие чистый свет науки, музыки — стали центрами распространения коричневой заразы. По ночам из пивных вылезали пьяные головорезы, оравшие: «Хайль фюрер!»

Потом эти молодчики захватили власть и стали истреблять передовую интеллигенцию — мозг народа, его душу и совесть. Кто-то из их главарей истошно орал на весь мир:

— Когда я слышу слово «культура», то моя рука тянется к револьверу!

Вильштеттер, как и тысячи лучших людей Германии, покинул родину…

Он умер вблизи Базеля в 1942 году, когда гитлеровские войска, захватив почти всю Западную Европу, лезли к Волге.

На титульном листе этой книги изображен некий загадочный предмет. Что-то вроде половинки огурца, заполненной округлыми пластинами, уложенными в правильные ряды. Не правда ли, странный рисунок? Быть может, художник, увлеченный формальными исканиями, решил преподнести нам образчик абстрактной живописи?

Нет, в данном случае иллюстратор книги выполнил довольно простое задание. Он воспроизвел модель аппарата или машины, как угодно называйте, построенную учеными в пятидесятые годы текущего столетия. Модель — приближенная, гадательная, не действующая. Самый аппарат в натуре настолько сложен, что его устройство и принципы работы еще до конца не разгаданы. Ученые моделировали в значительной мере наугад. И создавали они свою модель в надежде на то, что она как-то поможет лучше уяснить принципы действия самой машины.

Кто же в таком случае создал машину, которую не удается ни разгадать, ни даже скопировать — пришельцы из космоса? Машина вполне земная, но она сотворена не человеком, а природой. Возможно, что на других планетах, где жизнь зародилась прежде, чем на Земле, разумные существа уже давно научились создавать подобные машины. Для нас же, обитателей Земли, постройка таких аппаратов — дело будущего, правда, может быть, не столь уж отдаленного.

А пока что мы стоим перед загадочной машиной, как перед волшебной шкатулкой. Как в нее заглянуть? Чуть приоткроешь ее, и механизм, в ней заключенный, перестает действовать, словно таясь от чужого глаза. А человеку во что бы то ни стало нужно разгадать, как действует эта машина. Ведь мы с вами окружены множеством таких аппаратов, и самое наше существование зависит от них. Они неутомимо работают в саду и в сквере, на газоне и на лугу, в парке и в тайге, в тундре и в океане, в яме с водой и на подоконнике, заставленном цветами. Одним словом, всюду, где есть зеленые растения…

Загадочный рисунок на обложке — всего лишь модель зеленой пластиды, именуемой иначе хлоропластом или хлорофилловым зерном. Хлоропласт и есть тот аппарат, который улавливает солнечный луч, преобразуя с его помощью углекислый газ и воду в сахар.

Это крохотный аппарат — он не превышает по размеру пяти — шести микрон. И при такой малости пластида не простой комочек живого вещества. Она устроена весьма хитроумно — из пластин, названных гранулами. Они едва различимы с помощью обычного микроскопа. Гранулы пропитаны хлорофиллом. Они располагаются слоями, пачками, как элементы в электрической батарее. В пластиде кукурузного листа таких гранул насчитывают до двухсот. Электронный микроскоп, дающий увеличение более чем в сто тысяч раз, показал, что и гранула, в свою очередь, тоже составлена из каких-то частиц, уложенных в определенном порядке.

Хлоропласты погружены в протоплазму растительной клетки. Только в протоплазму. В клеточном соке их не обнаружить. Ну, а клетка — это ведь живая лаборатория, в которой слаженно действуют, помимо пластид, и другие замечательно устроенные аппараты. Несомненно, что хлоропласт связан и с ними и с протоплазмой очень сложными связями, которые еще надо разгадать.

Хлоропласт вступает в действие, едва лишь свет коснется зеленого листа. Аппарат зеленой пластиды готовит для нас пищу, в которой законсервирована энергия солнечного луча, а в качестве «отхода производства» выделяет чистый кислород.

Человек впервые увидел зеленую пластиду под микроскопом в конце XVIII века. С того времени ученые не сводят с нее глаз. И надо ли объяснять — почему?

Многие ученые десятилетиями изучали зеленую пластиду. Правда, обращали внимание больше всего не на строение крохотного аппарата, а на хлорофилл, его пропитывающий. Из хлоропласта извлекали красящее вещество и подвергали его всевозможным исследованиям. На «остов» крошечной живой машины обращали мало внимания.

Одним из первых ученых, занявшихся зеленой пластидой как цельным, сложно устроенным аппаратом, был наш соотечественник Владимир Николаевич Любименко. Он по-новому, по-своему подошел к этому аппарату, пытаясь разгадать его устройство и происхождение.

Любименко жил в ту пору, когда еще не вошел в обиход электронный микроскоп, когда еще не пользовались мечеными атомами и другими современными методами анализа вещества. В распоряжении ученого была исследовательская техника первой трети XX века. Сейчас, во второй половине века, эта техника уже представляется устаревшей. Но открытия Любименко, получившие мировое признание еще при жизни ученого, не устарели, не утратили своего значения по сей день.

В науку приходят разными путями. Владимир Любименко начал трудовую жизнь агрономом. Но в те годы — это был конец XIX века — он мечтал не о магистерском звании, он хотел стать писателем. Известный русский фельетонист А. В. Амфитеатров, познакомившись с первыми рассказами юного Любименко, предрекал ему успехи на литературном поприще. Беллетристические рукописи, сохранившиеся в архиве Любименко, да и научные его труды, вышедшие в свет, свидетельствуют, что Амфитеатров не ошибался: Любименко отлично владел пером. И возможно, что русская литература получила бы еще одного одаренного писателя, если бы не случай.

Любименко в одном из рассказов вывел мальчика, который, рассердившись на бога, разбил икону. Царские цензоры, конечно, «зарезали» этот рассказ. И молодой впечатлительный автор бросил писать. Во всяком случае, если сочинял, то для себя. Входить в литературу после Великой Октябрьской революции ему уже было поздно. К тому времени Любименко обрел известность как ученый, он стал уже доктором наук, членом русских и иностранных научных обществ.