Белла Дижур - Волокнистый камень

«Сезонники» (так звали временных рабочих) располагались обширными таборами. Среди вековых елей пестрели их шалаши, бегали малые ребятишки, пылали вечерами костры и раздавалась песня, то горькая, тоскливая, то разухабисто-веселая, словно стремившаяся затопить всю боль и несправедливость рабочей судьбы.

В рудниках работали не только мужчины, но и женщины и даже дети. Самой высокой оплатой было пятьдесят копеек в день. Эту оплату получал «специалист»-забойщик. Женщине же платили двадцать пять — тридцать копеек, а ребятишкам по пятнадцати копеек за двенадцатичасовой рабочий день.

С наступлением осени «сезонники» разъезжались. Ближний к рудникам лес затихал. Но и в это время хозяева не испытывали недостатка в дешевой рабочей силе. Немало по России бродило бездомных несчастных людей. Они готовы были выполнять любую работу, за любую, самую ничтожную оплату, лишь бы нашлось пристанище, лишь бы спрятаться от лютых зимних морозов.

Таких рабочих называли «зимогорами». Они ютились в земляных бараках. Спали вповалку на нарах по сто — сто пятьдесят человек вместе, а питались теми продуктами, которые хозяева выдавали им в счет заработков. И получалось так, что должником всегда оказывался рабочий. Его обсчитывали, обмеривали, обвешивали, и ему же постоянно угрожали высылкой из рудничного поселка, из той собачьей конуры, которую он получал от «милостивых» хозяев.

А хозяева были озабочены одним: как можно скорее обогатиться, как можно больше ценностей выкачать из уральских недр. Каждый владелец участка с тревогой и настороженностью следил за успехами своих конкурентов.

Горевал, если узнавал о их удачах. Радовался всяким неполадкам.

Вражда и отчужденность иногда принимали забавный характер.

Старожилы рудника рассказывают такой случай. Хозяева соседних участков разрабатывали с двух сторон одну и ту же асбестовую жилу. Они шли в своих работах друг другу навстречу. Но, когда между участками осталась тонкая стена, оба остановились. Оба знали: в стенке еще немалые запасы асбеста. Но взаимная ненависть была сильнее жажды наживы. Мысль о том, что партии неизбежно столкнутся и участки сольются воедино, задерживала обоих предпринимателей.

Так и просуществовала эта стенка до той поры, пока не пришли настоящие хозяева. Они снесли не только эту преграду, но и все остальные разделяющие участки асбестовского месторождения и соединили их в одно большое народное хозяйство.

Произошло это в 1917 году.

Новому хозяину, советскому народу, приходилось нелегко. Несмотря на богатство бывших владельцев, наследство, оставленное ими, оказалось ничтожным: четыре насоса, два подъемных крана, шесть маломощных паровозов, двести небольших вагонеток… Вот, собственно, и все техническое оборудование рудников.

Приходилось все начинать сначала. Прежде всего предстояло выяснить, каковы запасы асбеста в этих местах, стоит ли тратить народные средства на приобретение оборудования, на создание базы по добыче асбеста.

И вот с 1918 года геологи-разведчики принялись за тщательное изучение всего района.

Еще воевали красные бойцы на фронтах гражданской войны, голодали ребятишки в разрушенных войной городах и селах, а здесь, в северной тайге, подсчитывались запасы горной кудельки.

Геологи знали: близятся дни, когда в нашей стране начнут в больших количествах строиться автомобили и самолеты, новые города и электростанции… Асбест будет нужен производствам, как хлеб человеку.

И когда геологи сказали свое первое слово о том, что запасы асбеста здесь очень велики, к рудникам потянулись инженеры, техники, строители.

Каждый год знаменовался новым событием в жизни асбестовых рудников. Построили электростанцию, восстановили разрушенную железную дорогу, ведущую от рудников к станции Баженово. Появились телефоны. Усиленно вырастали новые дома. Открывались школы, детские сады, больницы.

Нужно было теперь усилить добычу асбеста. На карьерах появились мощные подъемные краны, начали работать экскаваторы, руду из карьеров уже вывозили электрические поезда…

Но была и другая задача — надо было не только увеличить количество добываемой из недр кудельки, научиться извлекать не только дорогие длинноволокнистые сорта, но и создавать те, которые до революции варварски бросались в отвалы.

Началось строительство обогатительных фабрик. Одна, другая, третья… И вот уже их пять. И оборудование каждой новой все совершеннее и совершеннее. Все больше и больше асбеста получает молодая Советская республика.

А вокруг рудников и фабрик растет молодой город Асбест — центр асбестовой промышленности нашей страны.

Последние двадцать пять лет своей жизни Константин Емельянович безвыездно жил в городе, носящем имя его любимого минерала. Наверное, поэтому и город казался ему таким же прекрасным, как и сам волокнистый камень.

Мне доводилось не один раз бывать в городе Асбесте. Бывала я там и в годы войны. Добиралась от небольшого мрачного вокзала по темным улицам к тесной квартире приезжих, где не всегда, находился ночлег.

Случалось мне приезжать в Асбест и на машине из Сухоложского асботрубного завода, расположенного всего в сорока километрах.

…Беспрерывный поток машин движется по живописной грунтовой дороге. К заводу они идут груженные бумажными мешками, полными асбеста, обратно — порожняком.

Поднимешь руку, как говорят, «проголосуешь», и любой водитель остановит машину, предложит место рядом с собой. И вот уже мчишься мимо тихих домиков Сухоложья, мимо высоких сосен и синей реки, пересекаешь небольшое болото, проезжаешь через деревню Мокрую, минуешь деревянный мост, а дальше до самого Асбеста дорога пойдет полем и лесом.

Всякий раз, приезжая в Асбест, я обнаруживала в нем все новые и новые черты. Понемногу исчезли следы дореволюционного наследия. Одна за другой асфальтировались улицы, вырастали новые дома, сносились старые фабрики, а на их месте появлялись современные гигантские сооружения.

Если справедливо, что у каждого города есть свое лицо, то об Асбесте можно сказать, что его лицо имеет свойственное только ему выражение. Асбест встречает приезжего человека каким-то своим, особым колоритом. Чем он создается?

В этом даже сразу не разберешься. Может быть, большой тенистый парк посреди города или белые аккуратные домики с веселыми палисадниками в той улице, где расположены рудоуправление, музей, горком партии, способствуют такому впечатлению.

Бросается в глаза одно из наследий мрачного, неизжитого прошлого — район, в котором сохранились удивительные дома-карлики. Трудно представить себе, как живут в них люди. Кстати, их и домами не называют. Жители этого района говорят: «Я с Карловки… Живу в каюте».