Игорь Васильков - Следопыты в стране анималькулей

Чем сильнее увеличивала лупа, которую Афанасий Кирхер вставлял в трубку, тем больше подробностей, ранее скрытых от взора, удавалось ему рассмотреть в окружающем мире. Исследователь вскоре понял, что подлинные границы жизни пролегают где-то далеко за пределами человеческого зрения.

Прошло еще два года, и Кирхер объявил, что ему удалось увидеть какие-то невероятно мелкие, невидимые невооруженным глазом, но живые существа в загнившем мясе, молоке, сыре и даже в крови больных. Эти существа были так малы, что Кирхер не смог разглядеть ни их устройства, ни даже формы. Поэтому он назвал их условно «червячками».

Чтó он видел в действительности, осталось неизвестным, так как никто тогда не заинтересовался этим открытием.

В богатых гостиных люди продолжали по-прежнему забавляться «блошиным стеклом» и даже не подозревали, что они держат в руках ключ от двери в еще не известный мир.

О существовании этого мира человечество узнало лишь во второй половине XVII столетия.

Мутные волны широкого канала с глухим плеском накатываются на позеленевшие бревна деревянной набережной. Двухэтажные домики с остроконечными красными черепичными кровлями тесно жмутся один к другому вдоль узких улочек и переулков голландского города Дельфта.

Всюду пахнет сыростью и тиной, потому что десятки больших и малых каналов изрезали весь город. А сверху нависло тяжелое, пасмурное небо. И, будто руки великанов, взмахивают в этом небе крылья многих десятков ветряных мельниц.

Над городом поднимаются стрельчатые очертания древней ратуши — городской управы — и высоко-высоко в небо взметнулась башня Новой церкви, гордости города Дельфта.

На набережной, там, где главный городской канал вытекает из реки Ши, собралась толпа горожан — купцов и ремесленников: жестянщиков, золотых дел мастеров, шлифовальщиков стекол. Все смотрят на большую парусную яхту, что бросила якорь в устье канала. Над яхтой плещется по ветру русский андреевский флаг.

Проходят часы томительного ожидания. Но вот по набережной проносится стайка ребятишек с криками: «Хей рейт! Хей рейт!», что значит: «Он едет! Он едет!»

Теперь общее внимание привлекает шлюпка, только что отвалившая от пристани. В шлюпке семь человек: двое русских вельмож в зеленых камзолах и четыре матроса. А седьмой… О! Его-то хорошо знает каждый житель города Дельфта…

Когда шлюпка медленно подходит к яхте, этот человек также медленно первым поднимается по трапу. Он невысок, коренаст и широкоплеч, на голове парик. Низко и церемонно кланяется прибывший огромному человеку, одетому в скромное платье голландского покроя, потом почтительно, но с достоинством произносит заранее заученные слова витиеватого приветствия…

Так состоялась встреча скромного смотрителя городской ратуши из города Дельфта, самого искусного шлифовальщика стекол во всей Голландии, Антония ван Левенгука с русским царем Петром Первым.

Это случилось через полвека после того, как Афанасий Кирхер впервые заглянул в свое «блошиное стекло».

За это время в истории науки произошли знаменательные события, составившие славу Левенгука.

Этот человек никогда не собирался стать ученым. Он готовился к гораздо менее увлекательным занятиям. Еще подростком Левенгук поступил учеником в лавку мануфактурного торговца в большом голландском городе Амстердаме. Сделаться со временем хозяином подобной лавки его вполне устраивало.

Но Антоний Левенгук был увлекающимся человеком. С некоторого времени он стал все чаще вызывать недовольство хозяина лавки: слишком уж много времени уделял он своему очередному увлечению — шлифовке увеличительных стекол.

В Голландии в те времена многие занимались гранением и шлифовкой стекол. Голландские мастера достигли в этом искусстве высокого совершенства. Но все это были гранильщики-профессионалы. Шлифовка стекол была для них ремеслом, с помощью которого они добывали средства к существованию.

Другое дело Левенгук. Это был гранильщик-любитель. Он никому не продавал своих линз — двояковыпуклых мелких стекол. Его увлекал самый процесс шлифовки, как многих увлекает процесс выпиливания по дереву или собирания марок. Все свободное от занятий в мануфактурной лавке время Левенгук проводил, склонившись над шлифовальным станком. Когда очередная линза оказывалась в его руках, он рассматривал с ее помощью все, что находилось вокруг. И самые мелкие предметы представали перед ним в сильно увеличенном виде.

Еще в молодости Антоний ван Левенгук увлекся шлифованием оптических стекол.

Вот он раскрывает толстую библию в переплете из свиной кожи и наводит свою лупу на буквы латинского текста. И буквы кажутся ему в пять, а то и в десять раз больше своей настоящей величины. Потом он рассматривает кожу своей руки. Волоски на коже также кажутся ему более толстыми и более длинными. Больше того: теперь он видит и те волоски, которые без увеличительного стекла вовсе были невидимы, потому что они слишком малы.

«Но ведь могут быть, — решает Левенгук, — и такие волоски, которые настолько малы, что даже через стекло, увеличивающее в десять раз, их не увидишь. Чтобы рассмотреть их, нужно стекло, увеличивающее предметы еще больше. А что, если попробовать сделать такое стекло?»

И Левенгук вновь усаживается за шлифовальный станок. Он вскоре замечает, что качество линз зависит не только от их величины и выпуклости, но и от качества стекла. Линзы должны быть совершенно чисты, прозрачны, без малейших пузырьков внутри и хорошо отшлифованы. Он изобретает все новые, все более совершенные способы шлифовки. И линзы получаются с каждым разом лучше.

Чего только не разглядывает Левенгук в свои замечательные стекла! Крылья мух, чешуйки с крыльев бабочек, крошечные кусочки зеленых листьев и стеблей.

Целыми днями смотрит он на сырных клещей, которых тогда считали самыми мелкими созданиями в природе.

Но шлифовка стекол требовала много времени. Работа в мануфактурной лавке становилась в тягость. Тогда Левенгук оставил свои мечты о торговле и вернулся на свою родину, в город Дельфт. Здесь он получил скромное место смотрителя городской ратуши. Работа не была обременительна: открывать ратушу утром, убирать ее, топить печи, запирать вечером. Оставалось много свободного времени. А это как раз и нужно было Левенгуку. С еще большим рвением занялся он любимым делом.

Так выглядел микроскоп Левенгука. Между двумя металлическими пластинками, снабженными точечным отверстием для наблюдения, зажата маленькая короткофокусная лупа с увеличением в 150–300 раз. Против отверстия 1 находится игла 2, на которой укрепляется предмет для рассматривания. Для наводки на фокус винт 3 отодвигает его от лупы, а винт 4 двигает вверх и вниз.