Анатолий Митяев - Книга будущих адмиралов

– Поезжайте и посмотрите, чтобы нам не устроили Пёрл-Харбор…

Большой моряк никогда не начинается сразу с адмиральского звания. Он начинается со звания малого. Так росли Нахимов и Макаров. Так росли знаменитые советские адмиралы, в их числе Иван Степанович Исаков.

У него всё началось с плавания на учебном крейсере «Орёл» в Охотском море, продолжалось на балтийском эсминце «Изяслав», куда мичман Исаков попал как сдавший выпускные экзамены на высший балл [6] Русский язык – 12, морское дело – 12, морская гигиена – 12, кораблестроение – 12, теория корабля – 12, пароходная механика – 12, электромеханика – 12, морская опись – 12, лоция – 12, навигация – 12, мины Уайтхеда – 12, мины заграждения – 12… , потом транспорт «Рига», сторожевой корабль «Кобчик», эсминец «Деятельный» на Каспийском море, на Балтике тральщик «Якорь», эсминец «Победитель», возвращение на «Изяслав» командиром корабля…

Начиная службу с азов, Исаков стал искусным мастером вождения кораблей. Об умении командира управлять кораблём моряки судят по тому, как он швартуется.

«Один швартуется долго и нудно, пугается любого случайно выкатившегося катерка, другой мучает механиков переменой ходов, наваливается на стенку кормой, а зрители опытные, они всё видят и долго помнят каждую ошибку.

Исаков вёл с моря «Изяслав» к точно известной стоянке, зная, что двое соседних эсминцев на местах и лишнего простора между ними нет. Оставлена узкая, но для умельца достаточная щель между двумя такими же кораблями, соединёнными с кормы сходней с берегом. Он должен без суеты, не задев чужого борта, не оскорбив ошибкой самолюбия своей команды, занять своё место, бросить на берег сходню и начать обычную жизнь у причала. Он выполнял это как артист. К месту швартовки подходил изящно, без лишних эволюции. Войдя в гавань, он на прямой против отведённого ему места машинами разворачивал корабль, нацелясь кормой на стенку, отдав в точке, уже выверенной по ему известным береговым ориентирам, якорь, и шёл, потравливая якорь-цепь, задним ходом, причём ходом средним, а не малым; он влетал в щель между соседями и в мгновение, доступное только ему, его интуиции и глазомеру, давал после «среднего назад» – «полный вперёд», останавливал корабль как вкопанный на расстоянии, достаточном, чтобы не уронить сходню в воду, а положить на берег устойчиво… У зрителей дух захватывало от его цирковых эволюций.

Конечно, такая виртуозность основана на знании теории корабля, математическом расчёте, долгой тренировке, анализе наблюдений за манёврами товарищей и тысяче иных элементов того, что именуется опытом. Но был тут и артистизм моряка «до последней косточки» (В. Рудный).

С Балтийского моря Исакова (из-за нездоровья) перевели на Чёрное с такой аттестацией: «Из командиров – самый молодой, но вполне на месте. Очень энергичен и способен. Для выполнения ударных задач, как военного характера, так и работ, незаменим». На Чёрном море Иван Степанович достраивает эсминец «Петровский» и командует им, но больше работает в штабах флота и береговой обороны. А потом несколько лет учения в военно-морской академии и преподавание в ней. Как бы ни был талантлив человек от рождения, какими бы замечательными способностями ни обладал, нужно учиться. Нож оттачивается на бруске, талант и способности – в учении.

Иван Степанович учился постоянно, ежедневно, ежечасно. Высший балл, полученный на экзаменах на чин мичмана, не был случайностью. Исаков к воинскому званию – очень высокому – прибавит профессорское звание, станет членом-корреспондентом Академии наук СССР, он много сделает для морской науки и флота как учёный. Но это будет в конце жизни. А незадолго до войны Ивана Степановича отозвали из академии, назначили начальником штаба, затем командующим Балтийским флотом. Войну Исаков начал в должности заместителя наркома Военно-Морского Флота СССР, начальника Главного штаба Военно-Морского Флота…

Так разве не было оснований умирающему адмиралу подумать о корабле со своим именем?

…Ни знаменитые врачи, ни редкостные лекарства не помогали. Жизнь адмирала оканчивалась. Наступил момент, когда пульс совсем перестал прощупываться. Прошло два часа, как исчезли видимые признаки жизни. Хирург Петров понимал: больше надеяться не на что. Он сидел у кровати умирающего, словно ожидая какого-то чуда.

Чудо свершилось. Пришла из Ставки Верховного Главнокомандования телеграмма:

– Иван Степанович, – сказал хирург, – вам телеграмма из Ставки…

И адмирал открыл глаза. Еле заметно дрогнула жилочка пульса на запястье.

Он был ещё нужен Ставке! Пусть без ноги, пусть изнурённый постоянными скачками температуры – от 42 до 35, измученный нестерпимой болью. Ставка не стала бы тревожить, если бы не было у неё дела к нему. В трудное время, в критическое для Родины время Ставка что-то приказывала своему адмиралу…

Врач прочёл телеграмму:

«Сочи. Адмиралу Исакову. Не теряйте мужества, крепитесь. По мнению врачей, Вы можете выздороветь. Ваша жена вылетела к Вам. В случае трагического исхода лучший эсминец Черноморского флота будет назван «Адмирал Исаков». Желаем здоровья. Сталин. Кузнецов».

Известны случаи, когда умирающий находил в себе силы отодвинуть смерть до приезда близкого человека и умирал, попрощавшись с ним. Но адмирал Исаков нашёл в себе силы не отодвинуть смерть на несколько часов, а победить её и жить ещё долгие годы.

Что же всё-таки не дало погаснуть искорке жизни в организме адмирала? Что заставило последнюю искорку стать такой горячей, что снова пришло в движение сердце? Обещание назвать эсминец именем «Исаков»? Если бы так, то зачем жить дальше? Желание ведь осуществилось… Может быть, дружеское участие Верховного Главнокомандующего и наркома, людей, так занятых заботами войны и всё же отыскавших время подбодрить адмирала? Да. Это. Но не в главной степени.

Давай вспомним другого Степановича, Павла Степановича Нахимова. Он был очень больной в дни обороны Севастополя. Помнишь, он признавался врачу, что держится лишь страшным напряжением обстановки, что, прекратись натиск англичан и французов, он тут же умрёт. Думаю, причина, побудившая воскреснуть адмирала Исакова, родственна причине, наполнявшей Нахимова сверхчеловеческой энергией на протяжении многих месяцев. Причина эта – желание служить Родине в самую трудную пору, сознание, что порученную тебе должность другой лучше тебя не исполнит, и, конечно же, сверхважность дела, которое происходит сейчас и которое нельзя оставить незавершённым и нельзя отложить.

Война убила адмирала, война же воскресила его, так как она не была ещё завершена нашей победой.

…В госпитале оберегали новую жизнь адмирала, как оберегают на ветру крохотный огонёк, – пока не станет он пламенем. Для выздоровления была нужна абсолютная неподвижность. Но над госпиталем стал появляться немецкий самолёт-разведчик. Какие-то сведения о том, что здесь лежит раненый адмирал, попали к врагу. Могли прилететь бомбардировщики. Оставаться в Сочи было нельзя. На тральщике, который охраняли два катера, Ивана Степановича перевезли в Сухуми, оттуда поездом – в Тбилиси. Впереди вагона, в котором лежал раненый, и позади были платформы с зенитками…