Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

— Куда летите? Куда летите? — спросил один из них слабым, еле слышным голосом.

— В страну, где нет ни горя, ни болезней! — ответил мальчик.

— Возьмите нас с собой! — закричали больные.

— Только не в нынешнем году! — отозвался мальчик. — Только не в нынешнем году!

Пролетев еще немного вперед, гуси очутились над городком Хускварна, лежавшим в долине и окруженном красивыми обрывистыми горами. Там с вершины одной из гор длинным узким водопадом низвергалась река. У подножья гор расположились мастерские и фабрики, на дне долины рассыпались домики рабочих и зеленые садики. А посреди них возвышались здания школы.

Только дикие гуси показались над долиной, как в тот же миг зазвонил колокол и на школьный двор выбежали дети. Их было так много, что они мгновенно заполнили весь двор.

— Куда летите? Куда летите? — закричали дети, услыхав клики диких гусей.

— Туда, где нет ни учебников, ни уроков! — отвечал мальчик.

— Возьмите нас с собой! — завопили дети. — Возьмите нас с собой!

— Только не в нынешнем году, а через год! — отозвался мальчик. — Только не в нынешнем году, а в будущем!

На восточном берегу озера Веттерн высится гора Омберг, к востоку от нее расстилается болото Датсмоссе, а еще дальше на восток лежит озеро Токерн. Его окружает со всех сторон большая равнина Эстьётаслеттен.

Токерн — громадное озеро, однако в старину оно было еще больше. Потом людям показалось, что оно отнимает слишком много места у плодородной равнины, и они попытались отвести воду, чтобы сеять рожь и собирать урожай на дне озера. Однако осушить озеро целиком не удалось, и Токерн по-прежнему скрывает в своих глубинах плодородные земли. После первой попытки отвести воду озеро сильно обмелело. Берега его превратились в топкие, затянутые тиной болота, и повсюду над водой поднялись небольшие илистые островки.

Нашелся, однако, на свете некто, для кого болотистые берега озера и его илистые островки стали сущим раем. Это тростник. Любо ему стоять по колено в воде, только бы макушка была на свежем ветру. Такая ему тут благодать, что порой он вырастает выше человеческого роста и образует вокруг всего озера широкую зеленую живую изгородь, такую густую, что лодке тут почти не пробиться. И только там, где люди его выкорчевали, озеро стало доступно им.

Но хотя тростник не подпускает к озеру людей, он в то же время дает приют и защиту множеству других живых существ. В его густых зарослях, где в изобилии водится утиный корм — водоросли, мокрицы, личинки комаров, рыбья молодь да червяки, — птиц видимо-невидимо! А сколько здесь славных укромных местечек у берегов мелких заводей, прудочков и затонов, где водяные птицы могут высиживать яйца и выкармливать своих птенцов! Здесь они избавлены от врагов и от забот о прокорме.

Птиц тут и вправду не счесть.

А некоторые прилетают сюда из года в год, с тех пор как прознали, какое это прекрасное убежище. Первые, кто поселились здесь, были утки-кряквы; они и поныне тысячами гнездятся на озере. Но кряквы уже не владеют всем озером, а вынуждены делить его с лебедями, утками-поганками (их еще зовут чомгами или нырками), лысухами, утками-широконосками и тучами других птиц.

Токерн наверняка самое обширное и самое чудесное птичье озеро в стране, и птицы должны считать себя счастливыми, пока у них есть такое пристанище. Но долго ли им удастся сохранить власть над тростниковыми зарослями и илистыми берегами?! Ведь людям никак не забыть, что воды озера плещутся над доброй, плодородной землей; вот они нет-нет да и вспомнят об этом. И если они смогут осушить озеро, не одной тысяче птиц придется переселиться в другие края.

В те времена, когда Нильс Хольгерссон путешествовал по свету с дикими гусями, жил у озера Токерн, в стае крякв, селезень по имени Ярро. Был он еще совсем юным и прожил на свете всего одно лето, одну осень и одну зиму. А нынче настала первая в его жизни весна! Недавно он вернулся из Северной Африки и когда в назначенный срок добрался до озера, оно еще лежало под ледяным покровом.

Однажды вечером, когда Ярро вместе с другими кряквами забавлялся, летая над озером наперегонки, какой-то охотник выпустил в птицу несколько зарядов. Он попал селезню в грудь. Не желая достаться подстрелившему его охотнику, селезень продолжал лететь из последних сил, не думая, куда летит, и желая лишь уйти подальше. Так он миновал озеро и опустился у ворот большой крестьянской усадьбы на берегу озера Токерн. Подобрал селезня молодой работник и, увидев, что тот еще жив, — селезень из последних сил клюнул ему палец, — осторожно перенес его в горницу и показал хозяйке, молодой женщине с ласковым лицом. Она тотчас взяла Ярро на руки, погладила его по спинке и стерла кровь, выступившую на покрытой пухом грудке. Он был так красив, этот раненый селезень: темно-изумрудная блестящая головка, белое ожерелье на шее, коричневато-красная спинка и синие с серебристым отливом зеркальца на крыльях, — что женщине стало очень жаль его. Быстро соорудив в плетеной корзинке гнездо, она уложила в него селезня. Ярро все время хлопал крыльями и боролся, желая вырваться на волю. Когда же он понял, что люди вовсе не собираются его убивать, он спокойно улегся в корзинке и погрузился в сон.

Селезень проснулся оттого, что кто-то тихонько толкал его в бок. Открыв глаза, Ярро страшно перепугался. Теперь-то он уж точно пропал! Рядом с ним стоял тот, кто был опаснее и людей, и хищных птиц: сам Цезарь, длинношерстный охотничий пес, натасканный на птиц. И он с любопытством обнюхивал Ярро.

Прошлым летом, когда Ярро был еще желтеньким пушистым утенком, он всякий раз пугался, заслышав над зарослями тростника отчаянный крик:

— Цезарь идет! Цезарь идет!

И если Ярро видел, как этот коричневый, в белых пятнах, с клыкастой пастью пес бредет среди тростниковых зарослей, ему чудилось, будто перед ним — сама смерть. Больше всего на свете селезень боялся встретить Цезаря.

И на беду свою Ярро угораздило попасть в ту самую усадьбу, что была Цезарю домом. И вот теперь пес стоял над ним.

— Это еще кто такой? — проворчал Цезарь. — Как ты попал в эту горницу? Разве твой дом не в тростниковых зарослях?

Ярро едва собрался с духом ему ответить и пискнул:

— Не гневайся на меня, Цезарь, за то, что я попал в эту горницу! Это не моя вина. Меня подстрелили. И люди сами уложили меня в корзинку.

— Вот как? Стало быть, люди сами уложили тебя в корзинку! — тявкнул Цезарь. — Значит, они собираются тебя вылечить. Хотя, по мне, было бы куда умнее съесть тебя, раз ты в их руках. Но все равно в этой горнице ты в безопасности. И нечего так дрожать. Мы — не на озере Токерн.