Аникович Михаил - Повседневная жизнь охотников на мамонтов

Впервые идея о качественном отличии мышления первобытных народов от нашего высказана в начале XX века французским ученым Люсьеном Леви-Брюлем. На основании большого числа фактов, описанных этнографами, он показал принципиальные отличия современного мышления от мышления «дикаря». Последнее он определил, в общем и целом, как мистическое или прелогическое (предупредив, впрочем, что термины эти во многом условны!).

Идеи Леви-Брюля вызвали большую полемику. В СССР их первоначально горячо поддержал академик Н. Я. Марр. Именно его усилиями был осуществлен перевод книги Леви-Брюля «Первобытное мышление» на русский язык (1930). При этом Н. Я. Марр искренне верил в то, что ему самому удалось продвинуться в этом вопросе значительно дальше, чем французскому «буржуазному» ученому. В действительности, выделенные им и его учениками «стадии развития» мышления и языка были чисто умозрительными конструкциями и серьезного научного значения не имели. После развенчания учения Н. Я. Марра о языке в 1951 году идеи Л. Леви-Брюля стали восприниматься в СССР как символ «буржуазного мракобесия» и долго безоговорочно отвергались.

Между тем хотя и не все детали концепции Леви-Брюля утвердились в науке, его основная идея оказалась очень плодотворной. Ее дальнейшее развитие привело к сложению концепции «первобытного синкретизма», которая с конца семидесятых годов стало все шире распространяться и в отечественной науке — во всяком случае, среди исследователей, для которых наука значила более, чем атеистическая пропаганда. Синкретизм — это слитность, нерасчлененность в сознании и поведении нескольких различных начал — рационального, иррационального и эстетического (к тому же окрашенная глубоким эмоциональным переживанием!). Сейчас, говоря о собственной жизни, мы выделяем те или иные факторы — социальный, религиозный, эстетический, утилитарный, моральный и проч. Однако в первобытности все это выступало как единое целое.

Именно так — не механическая смесь всех этих форм в их зачаточном состоянии, а их единство, иное качество!

Трудно понять? Очень! Более того: мы просто не в состоянии прочувствовать в полной мере, что же это такое — первобытное мышление! Мы лишь можем сделать усилие над собой, своей привычкой логически мыслить, постараться не «навязывать» ее тем, кому она чужда по определению. Так или иначе, следует понять: в архаических обществах люди смотрели на мир по-иному. «Сверхъестественное» и «естественное», «видимое» и «невидимое» были для них нераздельны и одинаково реальны. Закон противоречия почти не действовал, ибо прошлое казалось таким же неотделимым от настоящего, как человек был неотделим от своих предков и потомков. И сам этот «первобытный» человек, и весь его коллектив были связаны с местом, где они жили, с населяющими его зверями и птицами (а также всевозможными духами!) — великим множеством уз. Эти последние сплетали людей и природу, естественное и сверхъестественное в единое, неделимое целое.

При этом очень важно понять и то, что говорить отдельно о «первобытном искусстве», «первобытной религии» и проч. можно лишь условно. В сущности, это искусственное разделение неделимого. Ставить же вопрос: что «первично» — религия или искусство? — вообще бессмысленно. Как утверждает современная наука, и эти, и другие формы общественного сознания, ныне выступающие во многом раздельно, возникли и очень долгое время развивались как единое целое.

Мифология

При всех отличиях, о которых мы говорили, между нами и первобытными людьми все же нет непреодолимой пропасти. Нас связывает бесчисленное множество связей — без этого не было бы и единства человеческого рода. Совершенно очевидно, что первобытные люди, как и мы, усваивали язык и основы социального поведения путем подражания и, в значительной степени, бессознательно. В сущности, так же, как и сейчас, весь окружавший человека предметный мир (или культурная среда!) учил его быть человеком — и при этом еще человеком своего народа, своей культуры. Однако были и другие, специально выработанные способы хранения и передачи информации. Конечно, это была не письменность, изобретенная только в эпоху ранних цивилизаций. Это была коллективная память, отлившаяся и в устные тексты (мифы, легенды, предания), и в правила повседневного поведения, и, кроме того, в произведения изобразительного искусства, в различного рода обычаи и обряды, связанные с самыми разными видами хозяйственной деятельности, событиями человеческой жизни и жизни всего коллектива.

Мифы не рассказывают просто так. И уж конечно, их не рассказывают, кому попало. Только посвященным, да и то — лишь в особо важных случаях. Например накануне Большой охоты:

И ночью долго не расходились; вместе, под открытым небом пели песни-мифы о Веником Мамонте, о Первобратьях, о начале их Рода, их Мира. И в их пении вновь смешивались времена и герои: Начало было здесь же, в Этой Ночи, и Первобратья, — здесь, с ними, почти зримо...

Содержанием этой коллективной памяти были события, происшедшие в седой незапамятной древности, однако при этом очень важные для людей и в их настоящем, а именно — события сотворения мира. Мы знаем о том из множества разных источников — от самых древних письменных памятников, до этнографических данных, описывающих мировосприятие современных архаических обществ — тех, что сохранили в значительной степени древний мифологический тип мышления. Да и мы, современные люди, тоже сохраняем в своем сознании частичку того, что в науке называется мифопоэтическим типом мышления. Без этого мы совершенно не смогли бы воспринимать ни поэзию, ни религию, не смогли бы увидеть и почувствовать красоту окружающего мира, ощутить себя частицей великого целого, имя которому различно от культуры к культуре, но сущность — одна... Однако у нас наряду с этим очень большую роль играет мышление рационалистическое или логическое. Между тем в первобытном сознании этого рационалистического начала было неизмеримо меньше.

Именно для мифопоэтического мироощущения характерно особое отношение к прошлому — но не к тому прошлому, которое было вчера или год назад, а к священному мифическому времени, которое находится далеко за пределами человеческой памяти.

Все, что происходило в этот священный период Первотворения, во Время Сновидений, как его называют аборигены Австралии, являлось образцом и причиной всего существующего ныне. Тогда жили и творили особые существа, во всем похожие на людей, за исключением лишь ряда обстоятельств.

Все, что они делали, было первым, самым началом всего сущего, и это является достаточным объяснением для живущих людей, почему что-то происходит именно так, а не иначе. Для мифопоэтического сознания знать сущность вещи — это значит знать священную историю ее происхождения. Уметь делать что-то (строить дом или лодку, изготавливать кремневый наконечник, оснащать им копье или дротик и т. д.) — значит знать, как делал это во время Первотворения мифический культурный герой, создавший и различные элементы человеческой культуры. Более того, даже если герои Времен Сновидений делали что-то нечаянно, или с ними приключалось что-то нежелательное — это все равно имело силу закона и образца для последующего периода. Так объяснялись многие особенности ландшафта, внешнего вида и поведения животных и людей и т. п.