Эдуард Успенский - Грамота

Тогда Емеля бросил в печку кусок шифера. И как только Змей Горыныч подлетел ближе, печка как выстрелит! Как плюнет Змею огнем в брюхо! Змей так испугался, что всю печку пометом испачкал и в небо взвился не хуже того бомбардировщика. Бедный Емеля полчаса приводил себя в порядок.

На пути из лесов в Москву то и дело возникали перекрестки. Что такое перекресток? Это такое место, откуда одна дорога идет прямо, другая направо, третья налево. Я уверен, что ты, юный читатель, знаешь, где право, где лево… То есть я надеюсь… да…

И вот как раз на пути у наших путешественников появился такой перекресток. На перекрестке стоял плакат, а на нем было написано:

« ←-МОСКВА—МИНСК →».

И стал Емеля думать: куда теперь ехать? Ведь читать-то он не умел.

— Давайте поедем туда, — сказал Емеля и показал рукой направо. — Раз стрелка короче, значит, и дорога короче.

— Ты что, балбес, не понимаешь, что надо ехать в другую сторону! — закричала Бабешка-Ягешка и показала рукой в сторону длинной стрелки. — Потому что эта длинная стрелка главнее.

— Надо ехать вон туда! — вмешался Кощейчик и показал рукой прямо. — Потому что эта дорога лучше. Никаких тебе ухабов, один асфальт. Я ни за что не поверю, чтобы дырки к Москве вели.

А эти-то дырки и ухабы как раз к Москве и вели. В небе над печкой и избушкой кружилась большая ворона. Она закричала сверху:

— Эй, вы, темнота лесозаготовительная, вы не видите что ли, что Москва вон там, где длинная стрелка? Поезжайте туда, в сторону солнца.

И наши герои двинулись в сторону солнца, то есть как раз в сторону Москвы. Теперь они уже знали и понимали, если есть такая стрелка ←- и слово «МОСКВА», значит, надо ехать туда, куда эта стрелка показывает.

Вовсю грело солнце, на небе не было ни тучки. Жара уже начинала надоедать. Наши герои проголодались и захотели пить. Только не Емеля. Он на своей печи все время кипятил самовар и блины себе жарил.

— Емеля! — закричал Кощейчик. — Дай блинков-то!

— Сейчас, — ответил Емеля со своей печки. — Только сначала разбегусь.

— Чего он сказал? — спросила Бабешка-Ягешка.

— Он сказал «сейчас». Только разбежится сначала.

Однако Емеля лежал на печи, жевал блинчики и вовсе никуда не разбегался.

— Эй, Емеля! — закричал Кощейчик. — А почему ты не разбегаешься?

— Сейчас, — отвечал Емеля. — Сейчас разбегусь. Только валенки надену.

— А зачем тебе валенки надевать? — удивился Кощейчик. — Ведь вокруг лето. Жара на дворе. И разбегаться не надо, наоборот, надо тормозить.

— Вот-вот, — согласился Емеля. — Сейчас я валенки надену и буду тормозить.

— Да он просто издевается, — решила Бабешка-Ягешка. И приказала избушке — Избушка, избушка, на месте стой, раз, два!

Избушка как упрется ногами в асфальт, как остановится, трос как натянется! Печка тоже остановилась — раз! — и Емеля со своими блинчиками так и вылетел вперед на дорогу!

— Пойдем искать «Столовую»! — сказала Ягешка Кощейчику.

— А как мы узнаем, что это «Столовая»? — спросил Кощейчик. — Ведь мы же читать не умеем.

— «Как узнаем, как узнаем!» — передразнила Бабешка-Ягешка. — По запаху, вот как.

Они пошли по поселку и стали нюхать. Около одного каменного дома Кощейчик сказал:

— Ой, как хорошо пахнет! Наверное, это «Столовая».

А это была кузница, там машинное масло пролили.

Кощейчик и Бабешка вошли. Сели за маленький столик в углу и говорят каким-то людям у огня:

— Дайте нам что-нибудь горяченького.

Им раскаленную рессору принесли.

Кощейчик разозлился, эту рессору голой рукой схватил — он же бессмертный, ему ничего не будет — и как закричит:

— А ну тащите сюда котлеты—квас, не то я весь ваш сарай сожгу к чертовой матери!

Кузнецы в кузнице испугались и отдали ему всю курицу, которая в этом же горне у них жарилась. Потом они Кощейчика и Бабешку-Ягешку чаем напоили и все звали Кощейчика в ученики:

— Нам позарез такой толковый и шустрый парнишка нужен. Да с такими руками крепкими. Да который огня не боится.

Но Кощейчик отказался:

— Я сначала школу закончить должен, грамоте научиться. Вот когда обратно поеду, тогда и поговорим.

И они дальше в Москву поехали.

И вот на второй день путешествия рано-рано, когда утро только начало красить нежным светом стены древней гостиницы «Метрополь», перед нашими героями открылась Москва. И сразу же закрылась, потому что сотрудник ГАИ с палочкой Емелю на печи остановил и стал допрашивать:

— Что это за транспортное средство у вас? Где документы на право вождения? И что это за сарай за вами бежит?

— Какое такое средство? — не понимал Емеля. — Печь обыкновенная.

Но сотрудник ГАИ в синей милицейской форме не унимался. Он дальше про Емелину машину спрашивал:

— А какой она марки? Это что — МАЗ, КАМАЗ? Или это МЕРСЕДЕС в печном варианте? А может, это шведский вездеход с дровяным подогревом для северных условий?

— Сам ты, синенький дяденька, шведский вездеход с дровяным подогревом для северных условий, — отвечал Емеля. — Я же тебе говорю, это печь обыкновенная, деревенская, русская.

Милиционер дальше спрашивает:

— Сколько в ней лошадиных сил?

Емеля сильнее удивился, глаза вытаращил:

— Ты что, дяденька, совсем умом тронулся? При чем тут лошадиные силы? Лошадиные силы у нас в деревне остались. В ней никаких сил, одни кирпичи.

Милиционер уже совсем запутался:

— А сколько в ней лошадиных кирпичей?

— Не знаю, — говорит Емеля, — сколько в ней лошадиных кирпичей. И вообще, отвяжитесь вы от меня! Мне в школу ехать надо.

Но милиционер не согласен:

— Вы же ничего про ваше транспортное средство не знаете. С такими знаниями не по городу ездить надо, а весь день на печи лежать.

— А я и лежу весь день на печи, — сказал Емеля. — Разве не видно?

— Покажите мне ваши права, — требует милиционер.

Емеля подал ему свои права. Милиционер посмотрел и говорит:

— По-моему, владелец этих прав давно умер.

— Почему? — спрашивает Емеля.

— Потому что там, где должна быть подпись, там крестик стоит.

Емеля глаза вытаращил и как закричит:

— Да ты что, синенький дяденька, совсем того? Как же это он помер, когда он здесь перед тобой стоит! Это я так расписываюсь крестиком. Я же неграмотный. Ты, синенький дяденька, глаза-то протри!

Милиционер рассердился:

— Какой я тебе синенький дяденька! Ко мне надо обращаться — товарищ милиционер.

— Товарищ синенький дяденька милиционер, — говорит Емеля. — Ты глаза-то протри. Вот тебе тряпочка.