София Михайлова-Штерн - Шопен (картины из жизни)

— Значит, решено: в начале ноября ты едешь? — обрадовался Николай Шопен.

— Да, отец, я сделаю все, как ты хочешь. Мауриций, пойдем, я прочту тебе письмо Титуся. Там есть и для тебя приписка, — позвал Фридерик приятеля, уходя.

— Наконец он уедет, и я вздохну облегченно. Вы знаете, пане Юзеф, я ночи не сплю, боясь за него. Не плачь, Юстина, лучше расстаться с ним временно, чем видеть его убитым на войне или расстрелянным в крепости, — говорил Николай Шопен.

— Да, война неизбежна. Ведь сейчас все споры и пререкания идут уже не о том, будет или нет восстание, а лишь о сроке восстания. И, конечно, нам не справиться с Россией. А на эту пресловутую помощь Франции я не надеюсь. Когда будет ближе к делу, царь уступит что-нибудь и сумеет купить этого французского короля. Свой своему поневоле брат, — ответил Эльснер.

— Я очень боюсь! Я знаю, что Фричек сам не участвует в подготовка восстания. Но все его друзья, конечно, принимают самое горячее участие, и все, конечно, попадутся. Они, правда, сберегают его и отстраняют от всех дел, но лучше пусть он уедет.

- Они правы. Фридерик гораздо больше сделает для славы Польши как гениальный артист, чем как слабый воин на поле битвы, — заметил Эльснер.

— Ну, Фричек, наконец, окончательно решил ехать, хотя и с большой неохотой! — проговорил Мохнацкий, входя в комнату.

— Я очень рад, у меня на душе легче стало. Так удачно, что Войцеховский собрался ехать, это его подвинуло, — радовался Николай Шопен.

— Это я написал Войцеховскому, чтобы он выехал ради Фричека, а то бы его не выпроводить. Нет, война будет скоро, а его надо беречь. В нем и Мицкевиче наша слава. Мицкевич в Риме, а Шопен пусть едет в Вену, так мы их обоих сохраним, — уверенно говорил Мохнацкий.

— Да, Фридерик — музыкальный гений, он будет славой и украшением Польши. Я многого жду от него, — поддержал Мохнацкого Эльснер.

Эти уговоры Фридерика происходили в квартире Шопена в начале октября 1830 года.

В июле 1830 года во Франции вспыхнула революция. Была изгнана династия Бурбонов, а вместо них избрали Луи-Филиппа, герцога Орлеанского, который обещал народу различные блага и реформы и, конечно, впоследствии, как и все короли, обманул народ. Но под влиянием этой июльской революции заволновались другие страны. Начались волнения в прирейнских провинциях Германии. Заволновалась и Польша, находившаяся под властью России. Царь Николай I только что был в Варшаве и ответил весьма суровым отказом на справедливые требования поляков относительно притеснений, творимых русскими чиновниками. Нового короля Франции, как "избранного", а не наследственного, он отказался признать, и, повидимому, между Францией и Россией готовилась война. Поляки учитывали, что война даст им возможность вернуть свою национальную свободу.

Польское крестьянство, как и русское, было тогда в рабской зависимости от своих господ. Современных фабрик и заводов не было, были небольшие мануфактуры, на которых работали крепостные и частью свободные от крепостной зависимости городские жители. Волновалось и готовилось к восстанию за национальную свободу главным образом население городов и дворянско-помещичье сословие, шляхта, которая в Польше была довольно многочисленна. В Польше было много мелких шляхтичей-однодворцев, все поместье которых заключалось в небольшом поле, усадьбе и огороде. Такое владение шляхтич обрабатывал сам со своей семьей. В отплату за земельное владение он должен был по первому призыву правительства являться на войну на собственной лошади и с собственным вооружением.

Вот это-то многочисленное сословие, затем уже помещики, владевшие небольшими и крупными имениями, городские ремесленники и мелкая буржуазия стремились освободиться от угнетавшей их власти русского царизма. Царское правительство старалось выкачать из польского народа побольше денежных средств, облагало народ налогами и вводило различные законы, которые стесняли жизнь поляков.

Царское правительство стягивало в Польшу войска, якобы на случай войны с Францией. Начались аресты в Варшаве среди учащейся молодежи, и ясно было, что вскоре и в Польше вспыхнет революция.

Николай Шопен волновался за сына, а Эльснер за своего любимого ученика, на которого он возлагал столько надежд. Товарищи Фридерика по лицею и консерватории почти все принимали участие в подготовке к восстанию. Один только Шопен, поглощенный музыкой и музыкальным творчеством, мало замечал, что творится кругом. Товарищи Фридерика нарочно старались держать его дальше от всяких политических дел, многое скрывали от него, считая, что он, при его слабом здоровьи, никуда не годный воин, а видели в нем будущую славу Польши, глубоко веря в его гений. Поэтому Мохнацкий и другие товарищи старались всячески выпроводить Фридерика заграницу, понимая, что если он останется в Варшаве, то, в случае восстания, примет и даже должен будет принять в нем участие — и, вполне возможно, погибнет.

Пришлось Фридерику готовиться к отъезду. На прощание он дал концерт. Концерт имел обычный огромный успех. Фридерик играл свои произведения для фортепиано с оркестром и для одного фортепиано. На другой день об этом "прощальном" концерте коротко упомянула одна только газета. Остальные газеты и журналы обошли концерт полным молчанием, между тем как раньше и до концерта и после каждого концерта Фридерика о нем много писали. Очевидно, растущий успех и слава Фридерика даже в его родном городе стали поперек дороги другим музыкантам. Начиналась вражда по отношению к молодому, гениальному композитору.

После шумной прощальной вечеринки, которую ему устроили друзья и товарищи, пришлось Шопену сказать "прости" Варшаве, родным и друзьям и двинуться в широкий свет из-под теплой опеки родителей, чтобы самому пробивать себе путь-дорогу.

Фридерик направился в столицу Австрии, Вену, где он намеревался остановиться подольше, чтобы дать там несколько концертов. У него были с собой письма к различным влиятельным лицам. Да и сам он имел там знакомства в музыкальном мире, так как в 1829 году был не надолго в Вене и даже дал там с большим успехом два концерта.

Только что успели Шопен и Войцеховский приехать в Вену (причем сто лет тому назад железных дорог не было, ехать приходилось на лошадях, а до Вены езды было восемь дней), найти себе квартиру, устроиться, немного отдохнуть, побывать у разных знакомых и влиятельных лиц, как пришло известие о революции в Варшаве.

Воицеховский немедленно собрался в путь, хотел ехать и Шопен, но пришло письмо от родителей, умолявших его остаться в Вене. Воицеховский и другие поляки, находившиеся в Вене, хотя и собирались сами уезжать, уговаривали Шопена остаться. Целая ночь прошла в спорах и уговорах, и, наконец, Шопена уговорили остаться, уверяя, опять-таки, что там он, как слабый воин, мало поможет, а здесь он больше сделает, прославив Польшу, как артист.