Майлен Константиновский - КОАПП! КОАПП! КОАПП! Репортаж о событиях невероятных. Вып. 7

Кашалот. Как кто?

Бионическая машина, в которой использованы патенты хамелеона — лапы-захваты и глаза, способные вращаться независимо один от другого. Назначение машины держится в секрете, поскольку неизвестно даже ее автору. Известно только, что заводится она рукояткой. Причем с полоборота!

Человек. Как самолетный двигатель или как паровая турбина...

Кашалот (разочарованно). Турбина?

Человек (поспешно). О-о, разумеется, я понимаю, что самое сложное на свете устройство — наш несравненный председатель, для которого... (Уходит за большой пень и с трудом вытаскивает спрятанный за ним огромный сверток.) ...Для которого я принес подарок от наших женщин!

Все. Почему женщин?

Стрекоза. Ой, кажется, я догадалась! Никто на свете не любит Кашалота так, как женщины! Они его просто обожают за амбру — Удильщик ведь упоминал, что Кашалот единственный на свете умеет ее делать. Ах, амбра — когда слышишь это слово, в воздухе словно разносится сказочное благоухание...

Человек. Ну, сама амбра пахнет скромно — всего лишь свежевырытой землей. Зато, если добавить ее в духи — чуточку, самую малость, они не теряют свой аромат годами! Потому что амбра обладает удивительным свойством закреплять запахи, делать их стойкими...

Удильщик. Я бы сказал — стойкими, как сам изобретатель и производитель амбры, наш несгибаемый, — в буквальном смысле, — председатель!

Тем временем сгорающая от любопытства Мартышка развернула сверток, а затем, с помощью своих коллег, — и обнаруженную в нем ярко-голубую ткань.

Все. Купальник!

Гепард. Весьма кстати: вдруг в разгар торжества имениннику приспичит... э-э... простите — захочется искупаться.

Сова. Верно, в костюме-то из бабочек не больно нырнешь — с одной брошкой-лягушкой плавать придется.

Кашалот (разглядывая купальник). Спасибо, дорогой Человек. Знаете, я бы не прочь искупаться прямо сейчас — чувствую, что несколько перегрелся...

Сова (смеется). Скажи уж, обновку примерить не терпится, а то — перегрелся!

Человек. Нет, милая Сова, на суше Кашалоту даже зимой жарко, а сейчас и подавно. Воздух отводит тепло несравненно хуже и медленнее, чем вода, поэтому киты, севшие по неосторожности на мель, или, как говорят, «обсохшие», погибают не от удушья, как часто думают, то есть не от того, что из-за собственной тяжести оказавшемуся на суше киту трудно дышать, а именно от теплового удара.

Мартышка. Вот-вот, пока юбиляра не хватил тепловой удар, давайте поскорее наденем на него купальник, тем более что мне ужас как хочется посмотреть на редкое зрелище: председатель в купальнике! Бабочки, посидите пока где-нибудь.

Бабочки взлетают и рассаживаются на поляне. Коапповцы объединенными усилиями натягивают на Кашалота купальник.

Стрекоза. Изумительно! А как он будет выглядеть в воде?

Кашалот погружается в воду. Возгласы изумления.

Удильщик. Фантастика! Ведь только что ткань была голубой, а теперь — розовая!

Гепард. Удильщик, вы не успеваете следить за событиями, как это положено корреспонденту: уже оранжевая.

Кашалот (выбираясь на берег). Знаете, пожалуй, я в нем и останусь...

Мартышка. О-о, что это?! Купальник стал белоснежным! Где же вы раздобыли такую удивительную ткань, дорогой Человек?

Человек. Ее создали ученые из японского Государственного текстильного института. Конечно, в смысле богатства расцветок этой ткани соперничать с живыми тканями трудно, но...

Сова. Батюшки, глянь-ка — купальник обратно голубой, как спервоначалу был!

На берег выползают Раки маленький серый рачок.

Судя по этому рисунку, Кашалот что-то не слишком часто надевает подаренный Человеком купальник. Видимо, еще не привык.

Рак. Кашалот, я вам учительницу привел.

Кашалот (изумленно). Какую учительницу?

Рак. Ее зовут Рептенция. Вы как сказали, что хотели бы научиться цвет свой менять, так я сразу за ней и сплавал.

Кашалот. Спасибо, но я уже овладел этим искусством.

Стрекоза. Вы не видели? Кашалот теперь может стать голубым, розовым, оранжевым, белым!

Рептенция. Четыре цвета — разве это искусство? Это так, первые мазки начинающего... Вот когда я научу вас владеть всей цветовой палитрой так же свободно, как и я... — смотрите!

Все смотрят на Рептенцию, но ничего не происходит — она остается такой же, как и была.

Сова. Где же твоя эта... палитра? Как была ты серой, так и осталась.

Рептенция. Серость страшна внутри, а не снаружи! Этот невзрачный хитиновый панцирь — только оболочка, не более... Буйство красок, радужные переливы — все это у меня внутри!

Мартышка. Вот это мне нравится... Что же, прикажете заглянуть к вам внутрь? Легко сказать!

Рептенция. Да, сквозь обманчивую внешность разглядеть истинную сущность — это не каждому дано.

Человек. Ну, кому как, а ученым это дано: сделав в плотной хитиновой оболочке крошечное окошечко, им удалось заглянуть внутрь Рептенции, и они действительно увидели в микроскоп и буйство красок и радужные переливы.

Все поражены.

Удильщик. Хотелось бы знать, какой в этом смысл, точнее, какая практическая польза?

Стрекоза. Да, да, ведь все равно это красочное зрелище никто не видит!

Человек. Но когда-то его могли видеть все: умение это осталось у рептенций с тех далеких времен...

Рептенция. С тех очень далеких времен, когда мы, вернее, наши предки, тоже считали, что единственное назначение искусства — приносить практическую пользу. В ту пору — это было двести миллионов лет назад — рептенции принадлежали к высшему свету, то есть жили в освещенных местах, и были одеты настолько легкомысленно, что... словом, на них была лишь тонкая прозрачная кожица, и ничего больше! Тысячи поколений сменились, пока наши предшественники поняли, что искусство существует для искусства, что истинный художник должен презирать суетный свет и держаться в тени, что творит он не для толпы — только для себя! С тех пор мы живем в темных, закрытых от солнца местах; мы ушли в себя, самоуглубились, наш внутренний мир закрыт от посторонних взоров — пусть никто не догадывается, что под этой неказистой оболочкой исполняются великолепные цветовые симфонии, сонаты, кантаты...