Елена Левкиевская - Русская народная мифология

***

Чтобы таких казусов не случилось, хозяйка должна вовремя позаботиться о переводе домового на новое место жительства. Для этого открывают лаз в подполье или подходят к печи и зовут: «Мой домовой, пойдем со мной!» После этого берут какую-нибудь вещь из старого хозяйства — метлу, веник, кочергу, рукавицу, старый лапоть, переносят ее из бывшего жилья в новое и там кладут под печь. Сидя на этой вещи, домовой переезжает в новый дом. Раньше, в XIX веке, крестьяне даже привязывали веревочку к старому лаптю и тащили его за собой в новую избу. В этом лапте, как в карете, домовой переезжал в свои новые владения. Были и более сложные способы перевода домового. В старом доме накануне переезда хозяйка ставила тесто в квашне. На следующий день семья переезжала в новую избу и везла с собой квашню с тестом. Первым делом в новом жилище хозяйка пекла хлеб из этого теста. Хлеб замешивался в старом доме, а выпекатся в новом. Хлеб всегда был символом богатства и благополучия. Ведь это — главная еда человека. Как хлеб перешел из старого дома в новый, так и дедушка домовой — податель этого благополучия — вместе с ним перешел в новый дом.

Деревянный идол из старой Ладоги.

Кроме своего родного домового-благодетеля, в доме может завестись чужой, или, как раньше говорили, «на-брожий» домовой. «Наброжий» — от слова «бродить», «набредать». Чужой домовой опасен для семьи и для хозяйства. Он ведет себя в доме как злой и враждебный дух. Для дома посторонний домовой — настоящая беда. Он изводит и губит скотину, разрушает хозяйство, вредит домашним. Откуда же берутся «наброжие» домовые? В большинстве своем они получаются из тех домовых, которых хозяева забыли при переезде в новый дом. Если старое жилье с оставленным там домовым пустует, он тоскует и воет. Но если в этот дом въедет другая семья, то озлобленный домовой начинает делать ей пакости. Ведь для него эта семья — чужая, она не связана с ним родством.

***

Домовой есть. Когда в новый дом переходишь, его нужно приглашать с собой и увозить своего домового. И он всегда будет помогать. А когда придешь в чужой дом и там чужой домовой, то там начинаются всякие неприятности. Даже могут смертельные исходы быть. Мы ж своего-то домового не взяли. И этот, чужой — недобрый уже для нас. А свой-то, он добрый, он помогает. Он помогает в том, чтобы и скотина велась, ну, вообще вся живность во дворе чтоб была. А чужой домовой не будет помогать, а наоборот все будет. Скотина будет сдыхать. Ничего не будет вестись (Нижегородская обл., Корепова 2007, 54).

***

Настоящая неразбериха бывает тогда, когда в доме в результате переезда образовываются сразу два домовых — прежний домовой, оставленный старыми хозяевами, и вновь прибывший, которого новые жильцы привезли с собой. Два домовых в одном доме ужиться не могут. Дерутся они целыми днями, один другого старается выгнать. А хозяевам от этого — одни убытки и беспокойство. Ведь пока домовые выясняют отношения, за хозяйством-то никто не смотрит. По ночам спать невозможно — шум, гам, беготня за стеной. Единственный способ прекратить этот беспорядок — защитить своего домового и выгнать из дому чужого. Иначе жизнь в доме превращается в настоящий кошмар.

***

А когда переходят в новый дом-то, его ведь с собой забирают: «Пойдем, хозяин, пойдем». Вот случай-то в деревне был: построил мужик в деревне новый дом, а домового позвать забыл. Так и остался он в этом доме. Приехали новые хозяева со своим домовым, туг и сошлись два домовых. Старый нового выгоняет. Вот и пошла у них вражда. Наступит, бывает, ночь, пойдут плетками хлестать по стенам, и идет шум по всему дому. Думали, думали хозяева, как избавиться от старого домового, и надумали: открыли дверь и сказали: «Уходи, уходи, у нас свой хозяин». Так и прогнали (Нижегородская обл., Корепова 2007, 52).

С.Т. Коненков. Алексей Макарович (домовой).

Бывает и так, что домовой из другого дома по каким-то причинам невзлюбит соседей. Он приходит по ночам в чужой двор, гоняет и мучит скотину, ворует у нее корм и уносит в свой двор, бьет посуду, переворачивает утварь вверх дном — в общем, вредит, как может. Если не выгнать его со двора, он измучит всех коров и лошадей и перетаскает весь корм своему скоту.

***

Пошел мой старик лошади [корм] месить. Вдруг видит: стоит рядом с ним в белом пальто и красным опоясанный. В руках с лукошком. Все месиво-то себе в лукошко вывалил и начал лошадь по хлеву гонять. Старик взял лукошко, липовые палки и закричал: «Чужой дворовой, уходи на свой дом домой, а свой дворовой, ходи за скотиной своей, погляди. Не мучь свою скотинушку и не губи. И всю свою скотинушку люби». Три раза постучит палкой, и дворовой уходит (Нижегородская обл., Корепова 2007, 52–53).

***

Образ домового известен нам по народным верованиям, записанным в ХVIII-ХХ веках. Один из первых собирателей русской мифологии XVIII в. М.Д. Чулков писал: «…Верят, что во всяком доме живет черт под именем домового, он ходит по ночам в образе человека, и когда полюбит которую скотину, то оную всячески откармливает, а буде не полюбит, то скотина совсем похудеет и переведется, что называется не ко двору».

Название «домовой» появилось у восточных славян достаточно поздно (предполагается, что не раньше XVII века). Но сам образ домового, связанный с культом предков, начал формироваться очень давно — еще во времена язычества.

Во времена язычества восточные славяне молились Роду и Рожаницам. По мнению ученых, этими именами назывались духи рода и семьи, «отвечавшие» за его благополучие, плодовитость, рождение детей. Предположительно, эти древнерусские персонажи символизировали собой души первых предков, основателей рода, опекавших живых родственников. Во всяком случае, Роду и Рожаницам готовили такие же трапезы, как и душам умерших. В древнерусском поучении XII века епископ осуждал тех, кто Роду и Рожаницам в качестве жертвы приносил хлеб, сыр и мед, а также осуществлял возлияния в их честь: «Горе пьющим рожанице…» В поучении 1271 года упоминаются те, кто «готовит рожаницам трапезу».

Умершие предки рода должны оказывать помощь и покровительство своим живым родственникам — эта мысль не подвергалась сомнению ни во времена язычества, ни гораздо позже. Поэтому свадебный заговор XVII в. обращается к покойным «дедам и бабам» с просьбой охранить жениха от колдовства: «…Станьте вы, деды и бабы, и весь род мой, и князя новобрачного постерегите и поберегите на воде и на земле…»

Навершие ритуального жезла. Новгород, X–XI вв.