Вальтер Скотт - Дедушкины рассказы. История Шотландии с древнейших времен до флодденского сражения 1513 года.

Внешность и манеры младших сыновей Якова II соответствовали тогдашним представлениям о том, как подобает выглядеть особам королевской крови. Вот портрет герцога Олбани, нарисованный старинным шотландским автором: «Хорошо сложен, рослый и привлекательный, а именно: широколицый, красноносый, с большими ушами, и если он говорил с тем, кто был ему неугоден, выражение его лица становилось ужасным». У Мара нрав был менее суровый, и все, кого он к себе приближал, восхищались его мягкостью и благородством манер. Оба принца были непревзойденными участниками рыцарских турниров, псовой и соколиной охоты, а также обладали многими умениями, которых король был лишен, то ли из-за недостатка вкуса к ним, то ли из-за своей боязливости, хотя в те времена считалось, что людям высокого звания никак нельзя без них обойтись.

Возможно, отчасти страхи короля объяснялись буйным нравом шотландских вельмож, которые, подобно Дугласам или Бойдам, нередко вынашивали честолюбивые замыслы и старались осуществить их, отобрав власть у короля.

Следующая история, быть может, покажется тебе забавной в сравнении с множеством грустных, и в то же время ты поймешь, как вели себя шотландские короли, и почему Яков опасался затей своих дворян.

Году примерно в 1474 лорд Сомервилль, служивший при дворе Якова III, пригласил короля посетить его замок Коутхолли, неподалеку от города Кэрнуота, где он жил тогда и где задавал пиры, с отличавшим его грубоватым радушием, характерным для того времени

У лорда была привычка, если он отлучался из дому, но собирался вернуться в замок с компанией гостей, отсылать вперед себя записку из двух слов, speates and raxes , то есть «вертела и очаги». Это означало, что следует наготовить как можно больше еды и привести в готовность вертела и подставки (или конструкции), на которых они вращаются. Даже визит самого короля не заставил лорда Сомервилля изменить свое обычное сообщение, правда, он повторил слова трижды и отправил записку в замок с особым гонцом. Записку доставили леди Сомервилль, лишь недавно ставшей его женой и не успевшей привыкнуть к почерку мужа, вероятно, не слишком разборчивому, — ведь в ту пору дворяне чаще пользовались мечами, а не перьями. Итак, женщина позвала к себе дворецкого, и, соединив усилия, они трижды прочитали «копья и жилеты» (spears and jacks) вместо «вертела и очаги». Кожаные жилеты, обшитые железными пластинами, заменяли тогда латы всадникам из простолюдинов. Леди Сомервилль и дворецкий поняли эти ужасные слова в том смысле, что лорд Сомервилль попал в беду или повздорил с кем-то в Эдинбурге, а потому нуждается в помощи. И вот, вместо того чтобы забить скот и приготовиться к пиру, они снарядили вооруженный отряд и приготовились к стычке. Поспешно собранный отряд из двух сотен конников, пробираясь по топям в направлении Эдинбурга, завидел на склоне Корсетт-Хилла большую компанию джентльменов, забавлявшихся соколиной охотой. Это были король и лорд Сомервилль, которые решили поразвлечься на пути в Коутолли.

Всадники при оружии враз заставили охотников посерьезнеть, причем король, углядев впереди отряда реющее знамя лорда Сомервилля, заключил, что эта вылазка мятежников направлена против него и обвинил барона в измене, но тот сумел оправдаться. «Вон там, внизу, в самом деле, мои люди и мой стяг, но я понятия не имею о том, какая причина заставила их явиться сюда. Однако если ваше величество позволит мне подъехать к ним, я вскоре выясню, что случилось. Тем временем мой старший сын и наследник останется вашим заложником и пусть он лишится головы, если окажется, что я поступился своим долгом».

Король позволил лорду Сомервиллю подъехать к его соратникам, и вскоре командующий отрядом все объяснил. Ошибка только развеселила гостей, так как король, взглянув на записку, сказал, что он и сам бы прочитал «копья и жилеты», а не «вертела и очаги». По прибытии в Коутолли, они нашли леди Сомервилль до крайности взволнованной своей оплошностью. Однако Яков всячески расхвалил ее за расторопность, с какой она созвала людей на подмогу мужу, и выразил надежду, что у нее всегда будет под рукой такой же бравый отряд, если это потребуется королю или королевству. И таким вот образом недоразумение счастливо разрешилось.

Вполне понятно, что сердечное отношение подданных Якова III к его братьям не могло оставить равнодушным трусоватого, но жестокого правителя, каким, судя по всему, он и был. А наветы бессовестных людей из числа тех, с кем король проводил часы, свободные от государственных дел, постепенно превратили его недоверчивость и опасливость в холодную и непримиримую ненависть. Многие причины побудили завистливых и бесчестных фаворитов Якова посеять вражду между ним и братьями. Семьи Хоумзов и Хепбернов, ставшие еще более влиятельными после падения Дугласов, не раз вели тайком переговоры с Олбани, касавшиеся его привилегий и земель в графстве Марч, которые тот унаследовал от отца. Олбани был лордом-смотрителем восточной границы, и эта должность позволяла ему держать в узде могучие кланы и не считаться с ними. Задумав отомстить, они сговорились с Робертом Кокрином, первейшим советчиком короля и, как говорят, дали ему большущие взятки, чтобы подорвать доверие короля к Олбани. Кокрин преследовал и собственные корыстные цели, — ведь он понимал, что Олбани и Мар не одобряют его близости с королем.

И вот недостойные фавориты короля надумали убедить его в том, что ему следует опасаться родных братьев. Они нашептали Якову, что граф Мар справлялся у ведьм о том, как и когда королю суждено отойти в мир иной, и те будто бы ответили, что он примет смерть от руки своих ближайших родичей. Они притащили к Якову астролога, то есть человека, который притворяется, будто может предсказать будущее по расположению звезд, и тот сказал ему, что в Шотландии Льву суждено быть убитым собственным потомством. Все это до такой степени потрясло трусливого и мнительного короля, что он арестовал обоих своих братьев. Олбани заперли в Эдинбургском замке, а вот участь Мара решилась мгновенно: король приказал убить его, удушив в ванной, или, если верить другим историкам, сделать так, чтоб тот истек кровью.

Яков совершил это жестокое преступление, дабы избавиться от страхов, которые в значительной мере были воображаемыми, но мы увидим, что смерть его брата Мара поставила короля под удар, а не уберегла от опасности.

Олбани была уготована та же участь, но кто-то из его друзей во Франции или Шотландии пришел ему на выручку. Небольшой сторожевой корабль, груженный вином из Гаскони, стоял на рейде в Лите, и два бочонка отправили в подарок опальному принцу. Стража позволила отнести бочонки в комнаты Олбани, герцог открыл оба, оставшись один, и нашел облепленную воском записку с призывом совершить побег и обещанием, что маленькое судно, доставившее вино, будет дожидаться, пока он доберется до берега. В записке говорилось, что ему следует поторопиться, так как назавтра он будет обезглавлен. В том же бочонке нашелся и моток веревки, с помощью которой ему предстояло спуститься вниз по крепостной стене, высившийся над обрывом. В заточении вместе с герцогом томился и его верный спутник, камердинер, пообещавший помочь хозяину в этом опасном предприятии. Главное было отвлечь начальника стражи, и с этой целью Олбани пригласил его поужинать вместе с ним, якобы для того, как сказал герцог, чтобы отведать превосходного вина, доставленного ему в двух бочонках. И вот, капитан, расставив часовых в наиболее опасных, как ему казалось, местах, явился в комнату герцога с тремя своими солдатами и приступил к трапезе. После ужина герцог занимал его игрой в кости до тех пор, пока капитан, сидевший возле пылающего очага, потягивая вино, которое исправно подливал ему камердинер, не опьянел, так же как и его помощники, для которых тоже не пожалели спиртного.