Анатолий Сергеев - Русские живописцы

Все пейзажи Левитана располагают к раздумьям. Что там дальше, за поворотом реки? Где-то вдали, почти у самого горизонта, должны быть деревни. Там должны жить люди. Чем они живут? Во что верят?

Вопросы, вопросы… Если пейзаж не рождает никаких вопросов, не вызывает в душе никаких чувств и настроений – пейзаж не удался. Достаточно постоять пару минут перед любым пейзажем Левитана, как тут же меняется настроение. Уходит все суетное, мелочное, ненужное…

В картине «Март» перед крыльцом двухэтажного флигеля стоит лошадка, запряженная в небольшие сани. Возница только что вошел в дом. Даже дверь еще не прикрыта. Кто он? Зачем приехал? Кто живет в этом доме? Может быть, уездный сельский врач Антон Чехов? А у приехавшего кто-то серьезно заболел? По весне недолго и простудиться. Сколько вопросов… И у каждого, кто смотрит на картину, они свои, глубоко личные, так же как и ответы на них.

Воздух чист и свеж. Весна! Пробуждение жизни. И хотя еще лежит снег, настоящая весна не за горами.

Левитан никогда не выписывал подробно каждый листок, каждую веточку, каждую былинку… Ему было важно схватить настроение и передать это настроение зрителю.

Его пейзажи будят простые, подлинные человеческие чувства. От тихой грусти до светлой радости.

В картине «Весна – большая вода» нет людей. Левитан никогда не писал их. В этом и не было необходимости. Люди, человеческие судьбы, характеры всегда незримо присутствуют в его полотнах.

В «Марте» это возница, приехавший, возможно, к доктору. В «Весне» кто-то приплыл на лодке по разлившейся реке к этому берегу. Не пропал, не потерялся, достиг земли. Это очень важно для человека – причалить к берегу.

Сорок лет жизни. Катастрофически мало для художника. Остается только предполагать, что мог бы создать Левитан, проживи он дольше…

По берегу полноводной реки движется большое шествие. Впереди торжественно выступает русский мальчик с иконой в руках. У него такое одухотворенное лицо. За ним, как завороженная, держась на некотором расстоянии, следует огромная толпа. В центре ее – фигура русского царя в золотом парчовом одеянии и в шапке Мономаха. Следом за ним и чуть в стороне – воины, патриархи, митрополиты.

Если присмотреться внимательнее, можно увидеть много любопытного. Времена словно перемешались. Вместе с Дмитрием Донским и Сергием Радонежским идут древние монахи и отшельники. Совсем рядом с ними – раненые солдаты и сестры милосердия конца XIX века. Более того, в толпе, идущей вслед за царем, можно увидеть Льва Толстого, Федора Достоевского…

Безусловно, многочисленная толпа символизирует весь духовный мир, духовную мощь «святой матушки-Руси». Это она идет, медленно и торжественно, вслед за прелестным «нестеровским» мальчиком, который ведет ее к возвышенной цели.

Долго не давалось Нестерову полотно «Пустынник». Он задумал его еще в Сергиевом Посаде, где с большим трудом уговорил старца-монаха позировать ему. А заканчивал его уже на родине, в Уфе. Вот уж и пейзаж написан: мерзлая, синеватая земля со следами первого снега, пожухлая трава, редкие елочки на противоположном берегу. Согбенный старик в лаптях медленно бредет по тропинке. Он ушел из мрачных стен монастыря, из тесной кельи сюда – в храм природы, где зябнет тонкая молодая елочка у самой воды и одиноко качается на ветру алая кисть рябины.

Нестеров достойно продолжил и славные традиции русских портретистов: Боровиковского, Крамского, Репина, Серова.

И все же при упоминании имени художника сразу возникают ассоциации: нестерпимо голубое «нестеровское» небо, «нестеровские» голубые глаза, «нестеровский» мальчик, который идет к какой-то далекой цели.

Как известно, семья в раннем детстве формирует миропонимание ребенка. Рябушкин был воспитан в семье иконописцев. Надо ли удивляться тому, что, став взрослым и окончив Московское училище живописи, ваяния и зодчества, художник всю свою творческую жизнь посвятил истории древней Руси, ее культуре, обрядам и традициям.

Уже первая его ученическая работа – «Крестьянская свадьба» – была приобретена П. М. Третьяковым для своей галереи.

К концу XIX века высокий жанр исторической народной трагедии все больше уступал место историческим бытовым сюжетам. Рябушкин стал самым ярким представителем этого направления.

Художник отказался от заграничной командировки и объехал один за другим старые русские города. Ярославль, Ростов Великий, Псков, Новгород… Собирал пословицы, народные песни, зарисовывал древние фрески, много писал сам.

Какое-то время Рябушкин состоял в рядах передвижников, но постепенно отошел от них. Примкнул было к «мирискусникам», но и среди них не нашел своего места. Так и остался сам по себе.

Наиболее яркими работами Рябушкина, получившими безусловное всеобщее признание, являются «Московская улица XVII века», «Семья купца XVII века». Опираясь на традиции русского народного творчества, художник вырабатывает собственный, неповторимый почерк.

Яркие, чистые цвета. Органичное созвучие синего, красного и зеленого.

«Гармоничная цветистость» – так характеризовали его работы критики.

«Московские женщины XVII столетия в церкви» на всех выставках единодушно признавалась самой яркой и красочной картиной в русской живописи того времени.

Разумеется, художник не ограничивался только написанием полотен из жизни старой Руси. Сохранилось множество эскизов, набросков и законченных полотен из жизни современной ему деревни. Но и в этих случаях он намеренно идеализировал изображаемое, демонстративно «не замечал» драматизма, а порой и трагизма жизни русского крестьянства. Праздники, хороводы, ярмарки – вот темы, которые привлекали художника, будили его фантазию.