Виктор Гребенников - Миллион загадок

Прямо над гнездом, в гнилом пеньке, разместилось жилище муравьев. Нижние его коридоры выходили в шмелиную пещеру. Уж не потаскивали ли муравьишки лакомство у своих запасливых соседей?

С большим трудом удалось извлечь соты из раскопа и доставить домой неповрежденными. Дома я вскрыл несколько запечатанных ячеек. В одних были толстые личинки, доевшие медовый запас, которым снабдили их заботливые сородичи, в других — белые нежные куколки с поджатыми ножками, очень похожие на взрослых шмелей. Но ведь они все должны превратиться во взрослых насекомых, прогрызть ячейки и выйти, на волю, и тогда в гнезде не останется ни одной запечатанной ячейки. Значит, нужно умертвить куколок — гнездо пришлось положить в тарелку и обварить кипятком.

И все же наутро Сережа услышал жужжание. Несмотря на принятые меры, несколько шмелей благополучно вышли из ячеек и теперь разгуливали по гнезду и тарелке. Время от времени они выставляли свои предлинные блестящие языки и сосали подслащенную остатками меда воду.

От повторной «термообработки» гнездо распалось на несколько частей. Пришлось их хорошо просушить, склеить, а затем прикрепить к тому самому куску старого пня, который я достал, раскапывая гнездо. На соты поместил несколько засушенных шмелей, сделал небольшую остекленную витринку, и хотя получилась полная иллюзия населенного жилища и теперь мы можем показывать своим гостям устройство подземного шмелиного царства, все же до сих пор нам жаль, что погубили трудолюбивую и мирную семью.

У лесной опушки — цветы. Много цветов, душистых, медовых. И среди них — разрытое шмелиное гнездо. Видны следы жестокого, варварского разгрома подземного города: на поверхности лежат измятые ячейки, исковерканные шмелиные трупики. Какой-то лесной хищник, может быть хорь, прорылся к гнезду и сожрал почти все соты. Мед и личинки — желанное лакомство многих лесных обитателей: от мышей, белок, бурундуков до куниц, лис, волков, не говоря уже о лесном хозяине — медведе.

Поднимаю уцелевшие ячейки — аккуратные коричневые бочонки, чудо искусства мохнатых архитекторов, работавших в полной темноте. Может, в одном из них еще теплится жизнь? И вдруг чувствую острый укол в палец — жив ведь шмель! Но из ячейки выползает темное бескрылое насекомое, вроде большого муравья. Осторожно откупориваю остальные уцелевшие бочонки. Там вместо шмелиных личинок и куколок — такие же насекомые, только некоторые из них с крыльями. Они странно красивы: по металлически-синему остроконечному брюшку ряды серебристых светлых волосков, темные крылья, красноватая спинка. Это так называемые немки — паразитические перепончатокрылые, чьи личинки питаются и растут за счет «хозяина» — личинки шмеля.

Сначала в шмелиное государство проник коварный диверсант, захватил часть яичек и выплодил в них свое потомство. Знали ли хозяева, что в аккуратно запечатанных сотах дети их давно уничтожены и медовые запасы пожираются чужаками?

А вскоре пришел огромный четвероногий варвар и уничтожил все, что было возможно. Не тронул лишь ячеек с немками, даже не разгрыз их. Будто действовали они сообща, по единому злодейскому плану.

Так погиб целый подземный город с хитроумными постройками, с медовыми кладовыми, с трудолюбивыми мохнатыми жителями и их детьми.

И склоняются над разоренным городом лесные цветы, истовая густой медовый аромат.

Жаркий летний день. У бревенчатой стены дома летают разнообразные дикие пчелки. Старые бревна испещрены разнокалиберными отверстиями, прогрызенными в древесине личинками усачей, златок, точильщиков — почти готовыми норками для одиночных пчел.

Вот пчела подлетает к круглой дырочке, скрывается в ней на несколько секунд, выползает и снова улетает — за цветочной пыльцой и нектаром. Трудиться приходится усердно, отдыхать некогда — в отличие от общественных пчел она одна-одинешенька заботится о помещении, о корме для личинок, об охране потомства от врагов.

Однако что это? Несколько минут назад я видел, как из этого отверстия вылетела пчела, и вот оттуда показывается чья-то другая, уже изумрудно-зеленая головка. Это — оса-блестянка, красивейшее насекомое среди перепончатокрылых. Но что она делала в чужом гнезде?

Блестянка успела в отсутствие хозяйки подсунуть свое яичко в чужую ячейку — ни дать ни взять кукушка, что кладет свои яйца в гнезда других птиц. Это сумел подглядеть и описать гениальный Фабр. Мне же не остается ничего другого, как ждать, когда блестянка вылезет из чужого гнезда, уже совершив свое черное дело.

Улучив момент, хватаю злодейку у выхода. С перепугу она свертывается в тугой комочек — на брюшке у нее выемка, куда подгибается голов а — и кажется мертвой. Даже мало напоминает насекомое — будто драгоценный камешек лежит у меня на ладони.

Коварные блестянки окрашены поистине изумительно. Твердый покров их, изумрудно-зеленого или сверкающе-синего металлического цвета, сплошь усеян глубокими круглыми ямками. Брюшко блестянки более гладкое и часто отливает рубиново-красным, золотым или пурпуровым цветом. Когда разглядываешь осу-блестянку в микроскоп или лупу, невольно думаешь — зачем ей такая роскошь? Уж не для того ли, чтобы блеском своего наряда ослеплять своих дальних родственниц, скромных тружениц-пчелок, дабы тут же их безнаказанно обманывать? Причина есть. В природе все строго и целесообразно, сами насекомые в красоте ничего не смыслят, и роскошный наряд блестянки имеет другое, определенное назначение. Но какое — пока для нас тайна.

В окрестностях Исилькуля мною собрано немало перепончатокрылых — и желтых ос, и стройных наездников, и больших мохнатых шмелей, и крошечных орехотворок, но лучшим украшением этой коллекции остаются все-таки маленькие разбойницы-блестянки.

Помню, однажды в детстве я поймал какого-то мотылька. Выскользнув из руки, он улетел, а на пальцах осталась тонкая цветная пыльца. Откуда взялась на крыльях бабочки эта красивая пудра? Спросил я об этом у взрослых, и мне ответили: это цветочная пыльца. Сядет, мол, бабочка на цветок, наберет пыльцы, прихорошится и улетит себе. Но я уже тогда знал, что цветочная пыльца бывает только светлая, и этому объяснению не поверил, а другого не получил.