Фрида Нильсон - Меня удочерила горилла

– Вот, значит, где ты жила все эти годы.

Горилла вытаращила глаза.

– Можно подумать, тебя когда-нибудь волновало, как я устроилась.

– Э-э, я только хотела сказать… я очень рада, что у тебя всё так хорошо сложилось, – сказала она дрожащим голосом.

Горилла повернулась ко мне.

– Я не могу вести машину. Нога не работает. Вывих.

– Ты должна! – сказала я. – Нам надо уехать отсюда, пока Турд не пришёл в себя.

Я посмотрела на Турда. Он уже начинал шевелиться.

Горилла кивнула.

– Садись за руль, – скомандовала она. Подложи под себя книгу и вперёд.

– Я?

– Ты что, хочешь заставить ребёнка вести машину? – в ужасе спросила Герда. – Неслыханно!

Её слова разозлили меня.

– Конечно, – кивнула я с ледяным спокойствием. – Садись рядом.

Я прихватила из фургончика толстую книгу «Всё, что вы хотели знать о французской кухне» и положила её на сиденье. Горилла с трудом залезла в машину и уселась рядом со мной.

– Сюрприз я уронила на землю, – сказала она.

Я подошла к месту драки и увидела маленький чёрный футляр из кожи с блестящей застёжкой.

– Что это?

Горилла подмигнула мне и улыбнулась:

– Фотоаппарат. Я ж сказала, что в следующий раз мы запечатлеем наше путешествие.

Я села за руль, а Горилла подкрутила сиденье на максимальную высоту.

Герда прикусила губу.

– И это происходит средь бела дня у меня на глазах! – запричитала она.

Горилла высунулась из окна и сказала:

– Ты же знаешь, что сама во всём виновата.

Герда посмотрела на неё долгим взглядом.

– Возможно, ты права. – Она подняла в воздух толстый, как сосиска, указательный палец. – Но меня ведь заставили! Иначе мне бы не поздоровилось.

Герда улыбнулась мне:

– Пока, дружок! Если что, пеняй на себя.

– Само собой, – ответила я. – До свидания!

Мы захлопнули двери.

– Достаёшь до педалей? – спросила Горилла.

– Да, – ответила я, хотя мне пришлось изрядно вытянуть ногу.

– Тогда включай зажигание.

Я повернула ключ, и машина заурчала.

– Первая скорость, – скомандовала Горилла. – Отпускай сцепление плавно, когда тронешься с места.

– Знаю!

Я сняла с ручника и… машина тронулась с места. Мы объехали двор и выехали на дорогу.

– Вот дела! – ликовала Горилла. – Ты водишь лучше, чем я. И это притом, что у нас позади фургон! Ну что я говорила, вундеркинд, да и только!

Я прибавила скорость. Внутри у меня всё пело, когда мы выехали из нашего промышленного района.

– Да уж, – сказала я, в последний раз посмотрев на «Машинную мастерскую Персона». – Будет у них бассейн, как ни крути.

Глаза у Гориллы сделались очень хитрыми, а уголки губ поползли кверху.

– Ты чего? – спросила я.

– Да так, ничего особенного, – ответила Горилла. – Просто… я не подписала его документ.

– Как это? – удивилась я. – Ты на моих глазах подставила свою подпись.

– Хе-хе, я и вправду там что-то нацарапала, но подпись не поставила. – Она развела руками. – У меня такие неуклюжие лапы, что вместо подписи получаются сплошные каракули. – Она ухмыльнулась. – Представляю его физиономию, когда он это обнаружит. Не видать ему моего участка, да и где он меня теперь найдёт? Хо-хо!

Когда мы немного отъехали, я прокашлялась и сказала:

– Арон из приюта кое-что мне рассказал. Может, он, конечно, выдумывает, но… однажды Герда избавилась от одного ребёнка, потому что очень не любила его.

Горилла кивнула.

– Ага, – сказала она, глядя в окно. – Я тоже слыхала эту историю. Этот ребёнок, видите ли, портил впечатление от её распрекрасного приюта. Он был слишком уродливый, и проблем с ним было видимо-невидимо. Говорят, Герда выгоняла его в лес, когда приезжала проверка.

– Ага, – подхватила я. – А как-то раз ночью она посадила этого ребёнка на багажник велосипеда и завезла в какую-то глухомань – туда, где ни одной живой души поблизости нет.

Горилла снова кивнула.

– Так всё и было. Она завезла его в заброшенную хибару на окраине города. И все думали, что ребёнок погиб, ведь ему было всего лет восемь.

– И я о таком слышала. Говорят, ребёнок погиб.

Горилла молча смотрела в окно.

– Ну… – пробормотала она. – Никто не знает наверняка. Бывают очень живучие дети. Надеюсь, этот ребёнок всё-таки выжил.

– Я тоже, – сказала я.

Мы немного помолчали.

– А давай откроем где-нибудь «Букинист», – предложила Горилла.

Я кивнула. Город со своими домами остался позади.

Прощай, Герда. Прощай, Турд. Здравствуйте, приключения!

Привет, Арон!

Я решила написать тебе, чтобы ты за меня не волновался. У нас с Гориллой всё хорошо. Здесь очень тепло, Горилла всё время бегает на море купаться. Если я ничего не путаю, в приюте сейчас весна. Наверняка вам приходится работать с утра до вечера. И вот что я тебе посоветую. Помнишь ручей, который протекает возле сарая? Если ты пойдёшь вдоль него, то окажешься в лесу. Ручей приведёт тебя к небольшой полянке, посреди которой есть камень, похожий на кресло.

А на фотографии, которую я тебе высылаю, мы с Гориллой рядом с нашим книжным киоском на колёсах. Дела у нас идут прекрасно, но времени свободного нет. Жаль, я не могу рассказать тебе, где мы находимся, – вдруг это письмо попадёт к Турду. Но однажды мы с тобой увидимся снова. Желаю тебе всего самого хорошего!

С приветом,

P. S. Если когда-нибудь к вам в приют приедет горилла на старом автомобиле, не упусти своего шанса. Не всегда стоит полагаться на первое впечатление.

Привет, Фрида Нильсон!

Опиши себя тремя словами.

Весёлая, упрямая, брюнетка.

Какое твоё любимое животное, блюдо, цвет и книга?

Собака бассет, варёные раки, красный цвет, «Крылатые выражения» Пелле Хольма.

Где тебе нравится больше всего?

В лесу.

Что тебя расстраивает?

Новости о людях и животных, попавших в беду.

Почему ты пишешь книги?

Чтобы задуматься о чём-то новом и узнать, чем закончится эта история.

Откуда ты берёшь идеи для своих книг? Каков твой источник вдохновения?

Рассказы мамы и папы, которые я запомнила с детства.

Расскажи, как проходит день писателя?

Я начинаю писать задолго до завтрака. Потом выпиваю пять чашек кофе и сажусь обедать. А в два-три часа уже заканчиваю работу.

Что самое приятное в работе писателя?

Когда придумываешь, как сделать историю интереснее.

А самое сложное?

Когда переписываешь какой-нибудь отрывок пять раз, а лучше не становится.