Сергей Анисимов - Путешествия П. А. Кропоткина

разинутыми ртами, черными глазами, улыбающуюся,

переговаривающуюся и смеющуюся — над нами, конечно; тут и повар в муке,

который ради такого необычного события бросил кухню; тут и

курильщик опиума, тут и купцы, преважно стоявшие впереди...

А там, на заднем фоне, старухи. Масса заколыхалась, когда

отделилась лодка, на которой ехал чиновник в форменной шапочке с

неизменным стеклянным шариком. Он ехал, чтобы встретить

русских на берегу.

Как истый китаец, амбань принял экспедицию донельзя

вежливо, но подарков не взял и торговать не разрешил. Казаки верну-

лись в лагерь огорченные. Но Кропоткин был доволен. Он пойял,

что торговать с китайцами, каравану не придется, но что никаких

насилий по отношению к путешественникам не будет. Наоборот, все

признаки дипломатической вежливости и любезности по

отношению к русским были оказаны. Это означало, что из Цицикара

нет никаких распоряжений, угрожающих крупными

неприятностями.

Экспедиции надо было возобновить свои запасы, и по дороге от

амбаня к своему лагерю путешественники рассчитывали купить

мяса, зелени и всякой провизии. Но им не удалось приобрести

даже ни одной трубки для курения взамен испорченных в дороге.

Они показывали торговцам, сидевшим в лавках, свои ломаные

трубки, но ответ был один: торговать нельзя, амбань запретил.

Тогда казаки послали амбаню три серебряных рубля, чтобы он

распорядился купить для них мяса, и заявили, что они пожалуются

своему генерал-губернатору, а тот напишет в Пекин. В ответ

тотчас появились подарки от амбаня в виде различных съестных

припасов. Приехавший чиновник уверял, что произошло «печальное

недоразумение». Потом приехал к ним сам амбань. Кропоткин

совсем успокоился: никаких подозрений, что в составе экспедиции

находится кто-то из штаба Корсакова, у маньчжурских властей

не было.

Тогда, осмелев, казаки и Кропоткин на другой день выехали

на базар и в одной из пустых лавок разложили свои

металлические изделия, материи и галантерею, чтобы заманить покупателей.

Народ толпился вокруг, на них попрежнему глазели, но покупать

никто не решился: боялись амбаня.

ЧЕРЕЗ МЭРГЕНЬ И КИТАЙСКИЕ ДЕРЕВНИ

По описанию Кропоткина, Мэргень был невзрачный городишко.

Он напоминал русские уездные города того времени, созданные

правительством как административные центры. Торговых домов

было в нем не больше десятка, но торговать здесь было не с кем.

На улицах встречались чиновники. Время от времени жители

окрестных деревень приезжали продавать свои продукты для

прокормления амбаня, его громадной канцелярии и тех десяти купцов,

которые поселились здесь.

«...Мэргень возведен на степень города, и войско заведено

(никуда не годное), и город, верно, зовется «крепостью», благо выстро-

ен на потеху людям вал с двумя деревянными частоколами,

которые, конечно, развалятся от собственных выстрелов.

Но все-таки китайцы оказались практичнее нас при постройке

своего Мэргеня. Он лежит среди довольно густого работящего

земледельческого населения; муку, мясо, все припасы можно иметь в

изобилии, и жизнь должна быть очень недорога. Мэргень — род

большой почтовой станции на дороге из Цицикара в Айгунь,

который, как и Цицикар, благодаря соседству русских обогащается

русским серебром...» писал Кропоткин.

Караван пробыл в Мэргене день, а вечером выбрался на

дорогу, идущую в город Айгунь. Это был почтовый тракт, или

большая дорога, по которой из Цицикара в Айгунь шли обозы с водкой,

чаем, бумагой и другими грузами. Китайцы гоняли здесь большие

гурты скота. Скот они покупали в Забайкалье, выменивая его на

кирпичный чай.

Движение на тракте было большое — он прорезал густо

населенный земледельческий район. На пути казакам попадались

китайские деревни и хутора. Они были живописно разбросаны среди

деревьев и небольших парков. Все поля по сторонам дороги были

заняты пашнями и посевами разных хлебов. Конопля вставала

выше двух метров. Китайское просо (гаолян) поднимало свои кисти

метра на три.

«Пашут, — рассказывал Кропоткин о китайском земледелии, —

обыкновенно длинными, во все поле, прямыми бороздами, не шире

четырех или шести вершков. Борозды эти тянутся замечательно

прямо, как бы вытянутые по шнуру на полверсты и более, и при

этом безукоризненно соблюдается их взаимная параллельность.

Пашется обыкновенно узкой сохой, не глубже трех вершков,

причем земля ложится в одну сторону. Раза два вспахав поле и

разбив комки каменным катком, китаец приступает к- посеву. Тут

он еще раз пропахивает борозду и вместе с тем сеет, высыпая

хлебные зерна из ящика, приделанного к сохе, через тростниковую

дудку. Семена сыплются таким образом на гребень борозды и

сейчас же засыпаются землей. Но этим не кончается уход за

посеянным хлебом: несмотря на палящий жар, китаец проходит по

бороздам своего поля, шаг за шагом вырывая сорные травы. Говорят,

что эта работа повторяется несколько раз в лето. Зато земля дает

очень хорошие урожаи. Напомним о конопле выше сажени... и о

просе аршина в четыре. Вот почему при китайском трудолюбии и

обилии рук мы видели во всех деревнях громадные запасы

пшеницы, проса и овса...

Употребление катка и рядовой посев через дудку, причем зерно

тотчас же засыпается землей, — пример, заслуживающий

внимания», подчеркивал Кропоткин.

Когда дорога поднималась на возвышенные места, во все сторо-

ны расстилались эти земледельческие пашни с деревнями и

хуторами.

Техника земледелия в Маньчжурии была очень высокой. И на

Амуре и в Забайкалье наши казаки далеко от нее отставали.

Культура хлебов была у них почти огородная. Успехи земледелия

в Маньчжурии вызывали у казаков одобрение и уважение. Карти^

на была действительно поучительная.

Казаки увлекались земледельческими делами и совсем не

обращали внимания на то, что представляло главный интерес для

Кропоткина. Он жадно всматривался в рельеф и геологическое

строение местности.

Согласно картам и устным сведениям, дорога должна была

перевалить через хребет Ильхури-Алинь, который до Кропоткина

никто не описывал, так же . как и Большой Хинган. Делая

постоянные барометрические измерения высоты, Кропоткин

определил, что хребет Ильхури-Алинь проходит почти по

меридиональному направлению, с севера на юг, а затем поворачивает

параллельно Амуру. Это нагорье с несколькими окраинными хребтами на

восточной стороне. Западные склоны его пологие, а восточные, как