Сергей Анисимов - Путешествия П. А. Кропоткина

Вошли в лабиринт протоков, при очень тихом течении

походивших на красивые садовые пруды. По берегам виднелись хижины

с небольшими огородами. Низкий наносный берег порос

небольшими вязами. На крутых берегах, на склонах холмов были видны

живописные слоистые обнажения глинистых сланцев и песчаников.

На склонах, в садах, лепились, как гнезда, хижины, а за ними

виднелись посевы проса и кукурузы и стояли стога скошенного

сена. Каждый клочок земли был распахан.

Население здесь было гуще, чаще попадались хижины под

вязами. Домашний скот лучше и крупнее, чем в низовьях.

Оживленно было и на реке. Груженные лесом, кадками и кирпичом

джонки то и дело попадались на пути парохода.

На этом плесе Кропоткин отметил первые предприятия

сельскохозяйственной промышленности — водочные заводы.

С утра 8 августа пароход шел некоторое время среди низких

заливных лугов, где Сунгари снова разбивается на протоки, но

впереди уже издали были видны синеющие отроги зубчатых

хребтов. Погода стояла жаркая. Днем пароход подошел к горам,

которые обрывались у правого берега реки. Это был третий от устья

хребет, который пересекала Сунгари.

«Местность с каждым шагом становилась все лучше, деревья

чаще, но это не амурские дубняки, а раскидистые и растрепанные

деревья, являющиеся на первом плане итальянских и вообще

южных ландшафтов, — вспоминал Кропоткин. — По временам

где-нибудь в углублении, между отрогами гор, под утесом гнездится

чисто выбеленный домик, мелькающий из-под густой зелени. Река

суживается до 200—250 саженей между подступающими

отрогами гор. И далее один вид лучше другого. Сейчас прошли мимо

одного чудного утеса. Внизу обнажения, над самой водою — ветлы.

Далее крутой подъем, весь как ковром покрытый орешником

(лещиной) и дубняком, на южной стороне отвесный утес, а за ним

густая роща из огромных вязов».

Пароход «Уссури» остановился на ночь у склона горы, где

стояли две хижины. В них жили два старика с небольшими

семьями. Трудолюбие этих людей поразило Кропоткина.

«Удивительно, как много могут они обрабатывать земли, —

пишет он, — тем более что на склоне в 25 градусов, конечно,

приходилось работать или кайлом, или лопатой. Кроме посева проса

и кукурузы, у них разработаны еще большие огороды.

Растительность великолепная: весь склон холма зарос густейшей травой,

которой мы собрали довольно много образчиков. Все это

перепутанное виноградом, с огромными, очень глубоко разрезанными пяти-

лопастными листьями и многими вьющимися растениями. Так и

пышет здесь теплом даже в девятом часу вечера. Среди густой

травы и папоротников поднимаются дикие сливы, яблони,

вишневые, жасминные и персиковые деревья. Овощи достигают

громадных размеров».

Богатство растительности было поразительное. «Словно кто

нарочно вел воды — десятками рукавов среди красивых садов»,

заканчивает Кропоткин описание этого уголка.

Когда вышли в дальнейшее плавание, река снова разбилась на

множество протоков. Фарватер путался в нескончаемом ряду

островов, отмелей, усыпанных галькой, среди которых река

шириной в полтора километра и глубиной около двух метров кипит

кругами и образует воронки.

Пароход с баржей не двигался на малом ходе: баржа

снималась с мели силой встречного течения. Пароход не слушался руля.

Дальше итти с баржей оказалось невозможным, и капитан

распорядился бросить якорь.

* * *

Вскоре от берега отчалила джонка и привезла на пароход

визитную карточку губернатора Бухтай-Хотоня.

. Опять начались настойчивые уговоры не ехать дальше.

Переводчик уверял, что губернатора нет дома, что до Гирина осталось

еще двести километров, что течение будет очень сильное и лучше

им бросить пароход и отправиться на лошадях до Бухтай-Хотоня,

где ждать разрешения на поездку. Но все эти заявления уже не

производили никакого впечатления: Кропоткин и его спутники

хорошо знали им цену. При проверке оказалось, что губернатор дома,

а до Гирина расстояние втрое меньше. В Бухтай-Хотоне сидел

совсем маленький амбань (губернатор), разрешение которого не

могло иметь никакого значения. Но самое главное — плохого

фарватера оставалось только несколько десятков километров. Без

долгих размышлений двинулись дальше. «Уссури» оставил баржу у

ближайшей деревушки, взял топливо и пошел к Гирину.

Шли по извилистому фарватеру. Река сузилась до четырехсот-

пятисот метров, сжатая горами, и везде была глубока. Часто

попадались деревни, а еще выше шла вереница хуторов и деревень,

за которыми были разбросаны пашни.

Стоял август. Пшеница начинала желтеть, наливались

кукуруза и просо. По лугам бродили лошади, мулы, очень крупные

ослы и прекрасный рогатый скот. По реке взад и вперед двигались

джонки.

«Мы вступаем в область гор, сперва несколько песчаных, —

пишет Кропоткин, — потом каменистых, представляющих наверху

острозубчатые очертания, местами выветривающихся и

обсыпающихся горных пород. Эти беспорядочно нагроможденные горы то

имеют вид отдельных небольших поднятий на высокой плоской

возвышенности, то образуют ряды коротких цепей —одним словом,

представляют нагроможденные горы высокой альпийской горной

страны. В рядах, ближайших к речке, только северные склоны гор

заросли лесом, зато дальнейшие ряды зеленеют темной густой

зеленью чернолесья. Южные же склоны прибрежных гор все

пестреют под пашнями. Трудолюбивый китаец в своем малоземельном

отечестве забрался даже на крутые скалы, не довольствуясь той

полосой в 5—7, иногда в 20 верст, которая осталась ему между

горами и рекой. Тут один за другим лепятся хуторки, как будто

оспаривая друг у друга право стоять поближе к водам прекрасной

реки. Больших деревень мало, но они начинают являться чаще (по

левому берегу с приближением к Гирину). Но эти хуторки,

зеленеющие там и сям по берегам реки, забирающиеся иногда на

склоны гор, где над всем царит высоко забравшаяся кумирня, все это

только украшает и без того красивый ландшафт. Что ни шаг, то

новый оживленный горный ландшафт, просящийся на бумагу, ио

пароход слишком скоро продвигается, и нет возможности

набросать хотя бы легкий эскиз».

Близ Гирина навстречу «Уссури» вышла флотилия из

четырнадцати джонок. На мачтах от верхушки до самой палубы

свешивались огромные лоскуты желтой и красной дабы (материи). Гребцы