Сергей Анисимов - Путешествия П. А. Кропоткина

строили до полутораста барж. С наступлением весеннего паводка

они загружались продовольствием, и начинался сплав. Сначала

шли по Ингоде, которая, сливаясь с Ононом, образует Шилку,

дальше — по Шилке и затем от ее устья вниз по Амуру.

Огромная флотилия делилась на отряды и шла под командой

гражданских чиновников и казачьих офицеров.

Кропоткина назначили помощником начальника сплава.

Двадцатилетний Кропоткин, как и другие казачьи офицеры, должен

был охранять караван от расхищения.

Ему было поручено возможно скорее, с первым паводком,

доставить из города Сретенска, который стоит на Шилке, несколько

груженных продовольствием барж в определенное место на

верхнем Амуре, а затем догнать весь остальной караван.

Команду для сплава Кропоткину пришлось набирать самому.

Никого, кроме «сынков», завербовать на сплав не удалось. Ни один

из взятых в команду ничего не понимал в речном плавании.

Поначалу очень мило понимал в этом деле и сам Кропоткин.

Ранним утром в день отправки Кропоткин был вынужден

собирать нанятую им команду по кабакам. А когда следовало уже

сниматься с якоря, некоторые «сынки» были настолько пьяны, что

их пришлось выкупать предварительно в реке, чтобы хоть немного

протрезвить.

Кропоткин тут же, на ходу, стал обучать команду и сам

осваивать все приемы сплава.

При всей неопытности команды, дело днем шло неплохо.

Баржи несло быстрым течением, их нужно было только держать

посредине реки. Намного труднее подводить на ночь суда к берегу.

Для этого приходилось работать огромными веслами, нужна была

сноровка.

Но вот однажды, когда стемнело и наступила пора причалить

неуклюжим, тяжело нагруженным баржам к берегу, оказалось, что

одна баржа, уплыв далеко вперед, наткнулась на камень у

подножия высокого утеса и основательно засела. К тому же вода

быстро спадала: уровень реки, поднятый ливнями, понижался. Десять

«сынков», находившихся на барже, конечно не могли ее снять.

В первые минуты, когда молодой, неопытный Кропоткин узнал

об этом, он не мог сразу решить, что делать, но понял, что даже

объединенными усилиями всей своей команды не снять засевшую

баржу.

Тогда, не медля, он отправил гонца с письмом к своему

приятелю, казачьему офицеру, жившему в Сретенске, опытному

сплавщику, а сам в лодке поплыл за помощью в ближайшую казачью

станицу.

К утру явилось около сотни казаков и казачек. Но под

утесом было так глубоко, что невозможно было наладить даже сооб-

щение с берегом, чтобы разгрузить баржу. Когда же попытались

сдвинуть ее с камня, то в днище обнаружилась пробоина,

через которую сразу хлынула вода и начала размывать

драгоценный груз — муку и соль. В отчаянии Кропоткин смотрел, как

рыбы, попавшие через пробоину, плавали среди затопленных

мешков.

Есть очень простое средство, употребляемое в таких случаях:

пробоину затыкают кулем муки, которая быстро всасывается в

отверстие: мокрый слой муки образует корку, и она не дает воде

проникнуть через всю муку. Но ни Кропоткин, ни казаки и никто из

«сынков» этого не знали.

Кропоткин поднялся из трюма на палубу, все еще не зная, что

можно предпринять.

Легкий голубой туман висел в этот ранний час над красавицей'

Шилкой. И тут вдруг Кропоткин увидел: по реке сверху

плывет к ним баржа. Она показалась ему сказочным видением.

Обрадованный, он не верил своим глазам. Действительно, помощь

пришла!

Оказалось, что приятель Кропоткина, поняв из его записки, что

баржа погибла, приплыл на пустой барже, чтобы спасти хотя бы

уцелевший груз.

Пробоину скоро заткнули, воду вычерпали, груз перенесли на

новое судно — и на следующее утро продолжали плавание.

Дальше караван двигался к назначенному месту уже без

приключений.

Каждый день по вечерам Кропоткин разыскивал сравнительно

невысокий берег для причала, куда без риска подводились баржи.

На ночь разбивали бивуак. На берегу быстрой, прозрачной реки

пылали костры. Горные лесистые берега окружали эту мирную

картину.

Для страстного любителя природы, каким был Кропоткин,

нельзя было подыскать лучших условий путешествия, и оно доставляло

ему много радости. Не было ни дыма, ни грохота, ни шума,

обычного на пароходах. Баржи двигались в полной тишине. Вся забота

сводилась к тому, чтобы держать баржу на стрежени, то-есть на

самом быстром течении. Для этого изредка приходилось только

поворачивать громадное кормовое весло.

Сначала плыли по Шилке, которая в нижнем течении широка и

прозрачна. Она течет здесь в гористых берегах, поросших лесом.

К прозрачной полноводной реке спускаются горы с живописными,

лесистыми склонами.

А в нижнем течении Шилки, на протяжении примерно двухсот

километров, отвесные скалы встают прямо над водой, не оставляя

даже узкой прибрежной полосы. Сообщение по берегу тут крайне

затруднено, и ездить можно только верхом по горной тропе.

На каждой стоянке Кропоткин не просто любовался природой, а,

оставив «сынков» заниматься хозяйством, неутомимо лазил по

скалам и отбивал геологическим молотком куски горных пород,

чтобы потом определить их состав и сделать подробное описание

пути.

Молодой исследователь бродил по лесу и собирал растения

для гербария, измерял скорость течения, делал промеры глубины

фарватера, вычерчивал карту маршрута, записывал характер

берегов.

Когда приходилось останавливаться в селениях, живой и

общительный Кропоткин отправлялся знакомиться с переселенцами и

казаками. Все наблюдения он систематически записывал.

На барже, у себя в каюте, Кропоткин не терял ни минуты

даром: писал этикетки, наклеивал их на образцы горных пород,

определял растения, вел дневник.

* * *

В условном месте Петр Алексеевич Кропоткин благополучно

сдал свои баржи. Дальше, вниз по Амуру, он поплыл в почтовой

лодке. Ему предстояло нагнать остальной караван.

Почтовая лодка — как кибитка. Ее середина закрыта навесом.

На носу большой ящик с землей, где разводится огонь. На лодке

у него было трое гребцов. Чтобы догнать караван, нужно было

плыть днем и ночью.

Днем все гребли поочередно, и Кропоткин брался грести наряду

со всеми, а ночью он отправлял всех спать, садился сам на корму

и старался держать лодку посредине реки, чтобы не сесть на мель

или не сбиться с пути, не угодить в боковую протоку. Своей вахты

он не оставлял до рассвета.

Эти ночные дежурства были для него полны невыразимой

прелести и красоты. На небе сияла луна, черные горы и леса