Николай Сладков - Подводная газета

Трещина

Вода в озерке спала, лёд в середине осел, а вдоль берега получилась трещина — как ледяной коридор вокруг озерка.

Стенки у коридора из литого льда цвета бутылочного донышка. На верхних гранях — бахромка из инея.

Заяц трещину перескочил — даже не обратил внимания.

Сорока на край присела, брезгливо так, на одни коготки. Хвост, как юбочку, отвела в сторону, наклонилась, в темноту заглянула — и улетела.

Мышка бежала, трещине обрадовалась, юркнула на дно — только хвостиком вильнула.

Вниз-то просто, а наверх — никак!

Скачет по зеркальному коридору: по бокам стены; под лапками жёсткий снег, как крупная соль; над головой узкая полоска неба...

Скачет и скачет. А коридор-то круглый, вокруг всего озерка, нет ему ни конца ни краю.

Скачет и скачет, скачет и скачет.

Может, и сейчас ещё скачет...

Честь ерша

Нервные плотвицы, подцепленные крючком, покидают лунку раздражённо: молнией выскакивают из воды и сердито трепещут на леске.

Солидные окуни очень сердятся и обижаются. Разворачивают веером колючки, растопыривают жабры и пускают пузыри.

Одни ерши, сев на крючок, покидают родное дно без особых затей — спокойно, с чувством глупого рыбьего достоинства. Жабры врозь, глаза навыкат, растопыренный хвост лихо изогнут и приставлен к голове — будто отдаёт рыбаку честь. Вот-вот гаркнет: "Прибыл по вашему приказанию!"

Угриный нос

Угриный нос — самый чуткий нос на земле.

Если бы удалось сделать прибор, такой же чуткий, как нос угря, то химики смогли бы только по одному запаху определять вещества, участвующие в химической реакции, врачи смогли бы безошибочно распознавать болезни — оказывается, у каждой болезни свой "спектр" запахов! — а дружинники легко находили бы всех преступников даже по старым следам. Вот что такое угриный нос!

Рыба в воронке

Развелась рыба в... воронке от бомбы! Бомба была большая, и воронка получилась немалая. Нацедилась в воронку вода, склоны заросли тростником — и получился пруд. Стрекозы и ручейники отложили в воду яички, прилетели плавунцы, гладыши и водомерки — закипела в пруду жизнь. А скоро и караси завелись. Может, утки икру на перьях и лапках перенесли. Или сразу мальков: мальки, бывает, забиваются уткам в пёрышки на брюшке. Огонь и смерть сменили вода и жизнь.

Одно плохо: зимой подо льдом карасям душно. И, чтобы они уцелели, ребята с осени втыкают в дно палки. Тёмные палки на солнце нагреваются — и лёд вокруг них обтаивает. Свежий воздух проходит в зазор. И караси до сих пор в воронке живут.

Стук подо льдом

Громким стуком принято отпугивать от полей прожорливых птиц и зверей. А я видел, как стуком приманивали прожорливых рыб. Прорубают во льду узкую прорубь и стучат пешнёй по краям. На стук подходят крупные окуни и судаки — начинается клёв на блесну.

Рыболовы говорят, что в этом месте летом ходят пароходы, которые винтами своими рубят много мелкой рыбы. Крупные хищники привыкли к этому: заслышав стук винтов, они торопятся на угощение. Подходят они на шум и зимой, путая стук пешни со стуком пароходного винта. Летом я непременно сделаю себе специальную окунёво-судаковую трещотку и опробую её под водой.

Донный лёд

Вода замерзает сверху: зимний лёд на реке — как потолок в комнате. Однажды, ныряя зимой, я заплыл в белый зал с ледяным потолком и ледяным полом. Лёд "рос" и на дне: на камнях, на топляках-брёвнах, на обломках тростника. Лёд на дне был губчатый, рыхлый: наверху мы такой называем "шугой", или "салом".

Горит озеро

Ночью забарабанили в дверь: "Озеро загорелось!" Ноги в валенки, полушубок на плечи — и на крыльцо. И в самом деле горит! Тут и там в темноте голубые огни. Прямо посреди льда.

Когда прибежали на озеро, увидели там незнакомых людей. Приезжие рыболовы-подлёдники. Они пробивали во льду лунки и ставили в них жерлицы. А между делом пробивали лёд там, где скопился под ним болотный газ. Газ сочился сквозь дырочку: чиркали спичкой — и он вспыхивал голубым пламенем. По всему озеру факелы: рыбаки забавляются, руки греют.

Всё понятно, а всё же диковинно: лёд, снег, вода и... горит! Озеро горит!

ФЕВРАЛЬ

Под водой темно, пусто и холодно. Всё толще над головой лёд, всё плотнее на льду снег. Но все чаще ледяное небо вспыхивает зелёным сиянием. Это там, в белом надлёдном мире, пробивается из-за туч низкое ещё солнце...

А дышится всё трудней. Особенно в мелких и бессточных прудах и озёрах. Рыбы ищут воздух — свежие струи из ручьёв и родников. А если их нет, то собираются у прорубей и разводий. Первыми там появляются водяные насекомые.

За насекомыми к прорубям сплываются рыбы: окуни, ерши, язи, щуки, плотва, лещи. Последними всплывают лини и караси.

Бывает, столько рыбы сбивается в проруби, что палка стоит торчком!

Если и сейчас никто им не поможет, — озеро превратится в пустыню. Погибнут все: рыбы, жуки, личинки. Даже лягушки и раки.

Жизнь под водой

Ходили на пруд. Пробили во льду прорубь и запустили в неё сачок. Нащупали сачком дно и подцепили им, как лопатой, всё, что попадётся. Вытащили полный сачок ила, старых листьев, водорослей, разного донного мусора.

— Только старого ботинка и не хватает! — хихикнул какой-то остряк.

А посмотрели — и ботинок есть! А в том утонувшем ботинке, забитом мусором, кого только нет! Не ботинок, а подводный терем. Зимует в нём пиявка, две улитки-катушки, один прудовик. А в водорослях по соседству нашли мы водяного клеща, водяного клопа и водяную блоху. А ещё жука-плавунца, раковину беззубки и комариных личинок. Вон сколько жителей подо льдом весну ждут. А сверху посмотришь — белым-бело, мертвым-мертво...

Спящие красавицы

Кололи на озере лёд. И глыбы льда грузили на сани. Осторожно грузили, будто они хрустальные.

Но в пути сани качнуло, одна глыба упала и разбилась. Нагнулся я, чтобы куски с дороги спихнуть, и вижу: что-то в одном осколке темнеет! Посмотрел на просвет, а внутри пиявка, улитка и жук-плавунец!

Околдовала их злая колдунья-зима. Вморозила в лёд и усыпила.

Лежат неподвижно, как спящие красавицы в хрустальном гробу.

Вот явится весной добрый молодец солнечный луч, растопит лёд, разбудит всех от зимнего сна. Оживут они и поплывут как ни в чём не бывало!

Будто и не было злой зимы.