Елена Верейская - Незабываемая ночь

Я спросил, — где сейчас Ленин?

Андрей не знает. Знают немногие. Временное правительство требует ареста Ленина, рвет и мечет. Агенты Керенского с ног сбились, — не найти! А в газете «Рабочий путь» каждый день статьи Ленина!

Подготовка к восстанию идет всюду — на заводах, в воинских частях. Митинги, митинги… Рабочие готовятся. На всех заводах две трети рабочих — в цехах, а одна треть в это время срочно обучается военному делу.

— Кстати, — спросил Андрей, — ты можешь выступать на митингах?

Я сказал:

— На университетских сходках выступал. На митингах не приходилось.

— Сейчас, может быть, и придется. Нас — большевиков — не так много, а есть еще воинские части, заводы, где народ колеблется. Враги из кожи вон лезут — сорвать восстание. А сила наша сейчас в единой воле, иначе может повториться неудача девятьсот пятого года.

— Ладно, — говорю, — понадобится, так смогу. — И вспомнил спор в вагоне.

— Десяток у меня крепкий, — сказал Андрей. — Парни хоть куда. Но двое-трое еще плохо стреляют. Сейчас займешься с ними.

— Есть заняться с ними, — говорю.

Удивительное дело! Андрей старше меня всего на два года, а я чувствую себя перед ним мальчишкой. И горжусь его дружбой! Да ведь и в детстве Андрей был всегда вожаком нашей мальчишечьей компании.

Где я только сегодня не побывал! На пустыре за каким-то заводом учил товарищей стрелять. Потом снова в «Тихой долине» Андрей объяснял нам тактику боя. Потом знакомился со всеми товарищами по десятку. Потом Андрей повел меня в какое-то небольшое пустое помещение на митинг домашней прислуги. Он сказал:

— Имей в виду, это — самые отсталые из рабочего люда. Если надо будет, — выступишь. Потом придешь ко мне.

Но митинг уже кончался. На ящике, заменявшем трибуну, стояла молодая девушка. Лицо и голос ее — какие-то знакомые. Где я видел ее? Подошел ближе, стал слушать. Хорошо говорит девушка, толково, умно. Терпеливо объясняла прислугам (это были почти исключительно женщины) их права. Призывала к выдержке. Звала, когда начнется восстание, на улицу: могут быть раненые, нужна будет помощь. Говорила спокойно, убежденно. Слушали ее не шелохнувшись.

И вдруг я узнал ее. Это же Даша, горничная в бабушкином доме! Та самая, что давала нам утром завтрак.

Когда сошла с ящика, ее обступили с вопросами. Я ждал, когда станут расходиться, и подошел к ней у выхода. Она опешила, растерялась.

— Владимир Дмитриевич! Почему вы здесь?

Я ответил:

— Если бы вы не объяснили так дельно и толково, выступил бы я.

— Значит, вы… — и не договорила.

— Да. Я большевик. А сейчас и красногвардеец.

Она была ошеломлена. Но разговаривать было некогда, — оба спешили. Мы крепко пожали руки друг другу. Она пошла домой, я снова в «Тихую долину», а потом к Андрею, где мы дали волю воспоминаниям.

Я возвращался домой поздно вечером. Шел по улицам, переполненный до краев. И тут только вспомнил об Ирине… Иринка, Иринка, когда же я успею познакомиться с тобой, узнать, какая ты? Рассказать тебе все, что должен рассказать? Эта мысль так поразила меня, что я даже остановился…

Эх, Володька, не было ли твое бегство в Харьков непростительным, мальчишеским легкомыслием? Бросил сестренку в этой (уж воистину!) «тихой долине» — генеральском бабушкином доме! Что успели сделать из нее за эти годы бабушка, няня, вся та богатая, чопорная и праздная обстановка, в которой она живет?.. Почему она так холодно и сухо встретила меня?..

Ирина уже легла спать, когда я пришел. Няня ждала меня. Снова расплакалась, стала упрекать: сразу ушел и не побыл с больной бабушкой. Я спросил, приходила ли больная в сознание. «Нет». Я сказал: «Разве бы я ее вылечил, если бы сидел возле нее?» Няня обиделась. Я хотел пройти к Ирине, — не пустила.

Ну вот, сегодняшний день записан. Лягу. Авось засну! Завтра с раннего утра — на сбор в «Тихую долину».

Я встала очень рано на следующее утро, но, выйдя в столовую завтракать, застала там Володю. Я сдержанно поздоровалась. Мы были одни. Володя внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Ирина, очень нужно поговорить с тобой. Но не сейчас. Сейчас мне надо уйти.

— Куда? — удивилась я. — Разве ты не ради бабушки приехал?

— Я приехал по вашей телеграмме, — ответил Володя, — но приехал бы и так. Бабушке я ничем помочь не могу, а мне предстоит большое и важное дело.

— Дело? Когда бабушка при смерти? Какое дело?

— Вот об этом-то я и должен поговорить с тобой, сестренка. Ирина, сколько же тебе лет сейчас?

Мне стало очень обидно.

— Даже этого не знаешь. Уже исполнилось двенадцать.

— Прости, Ирина. Я просто забыл… Двенадцать лет, а ты еще совсем ребенок.

У меня задрожали губы.

— Неправда! Я прохожу уже курс четвертого класса гимназии! Я говорю по-немецки, по-французски…

— А почему ты учишься дома, а не в гимназии?

Я глубоко вздохнула и ответила не сразу, — это было одно из моих больных мест.

— Я очень просилась в гимназию. Мне скучно одной учиться. А бабушка говорит, — мне нельзя… Говорит — там всякие девочки учатся, и совсем простые, а я, говорит, должна быть воспитанная… А у меня, бабушка говорит, такой характер, что я могу у них перенять…

— Что перенять?

— Ну, не знаю… Дурные манеры, грубость…

— Чего же ты не бунтуешь?

— Я бы бунтовала, да у бабушки сердце больное, ее ничем нельзя волновать. Доктор говорит, — она сразу умереть может.

Володя задумался, потом тихо сказал:

— Да-a, бабушка… Бабушку мне все-таки жалко, хоть она и чужая…

Вся кровь бросилась мне в лицо, потом сразу отхлынула к сердцу. Я вскочила с места, подбежала к брату и схватила его за плечи, впиваясь глазами в его глаза.

— Чужая?! — прошептала я и задохнулась. — Бабушка чужая?! Говори сейчас же! Думаешь, я не знаю, что от меня что-то скрывают? Мы — не родные ее? Мы — подкидыши?

— Нет, Ирина, она наша родная бабушка, мать нашей покойной мамы, — сказал Володя.

— Почему же ты говоришь «чужая»?

Володя взглянул на стенные часы, снял мои руки со своих плеч и встал со стула.

— Даю тебе слово, Ирина, что ты скоро все узнаешь, — сказал он твердо. — Да, от тебя многое скрывали. И я очень виноват перед тобой, что не приехал раньше. Но сейчас мне пора идти.

— «Дело»? — спросила я иронически.

— Да. И я не знаю, когда приду. Но скоро ты все узнаешь.

Я схватила его за руки.

— Я не пущу тебя! Говори сейчас!

— Ирина!

Не знаю, что именно прозвучало в этом восклицании, но я как-то помимо воли резко оттолкнула его руки и бросилась бегом из столовой.

Володя ушел. А для меня снова потянулся долгий, мучительный день.

22 октября. Первый час ночи.