Олег Кузнецов - Похождения хитрого Соленопсиса [Рассказы]

Кадыр не спешил вылезать. Он внимательно ознакомился с норой — она его устраивала. Надо вот было прокопать коридор подлинней, а в конце его устроить спальню попросторней… Не мешало бы вырыть и пару подсобных помещений, одну — для разного мусора, а другую — для запасов… Он принялся копать и работал усердно до тех пор, пока не захотел есть. Тогда он вылез; присев на корточки, умылся и почистился. И только после этого заметил, что внимание, с которым на него посматривают соседи тарбаганы, не назовешь доброжелательным.

Тарбаганы, пасшиеся или просто лежавшие поодаль, посматривали как бы искоса. Ближайший же зверь, тот самый, с которым Кадыр вчера познакомился и, можно сказать, подружился, стоял почти в боевой позе и что-то такое угрожающе шипел и потявкивал.

Кадыр сделал вид, что это к нему не относится, и как ни в чем не бывало побежал к зарослям востреца, зеленевшим в нескольких метрах от норы. Он начал есть, а сосед, будто он этого только и ждал, торопливо зашлепал к норе, приютившей пришельца. Он нырнул в нее и через мгновение высунул оттуда голову. Тут уж он повел себя просто вызывающе: тявкал и хрипел что-то ужасно оскорбительное. Он как будто вызывал Кадыра: а ну-ка, теперь сунься!

У Кадыра сразу же аппетит пропал. Он решительно двинулся на забияку, но вскоре остановился. До него дошло, что правда не на его стороне. Ведь маленькая нора, занятая им самовольно, принадлежала противнику!

Он потоптался, потоптался да и поплелся прочь понурясь. Сосед преследовал его торжествующим свистом, каким свистят болельщики на стадионе, когда видят, что футболист чужой команды пытается нарушать правила.

Что ж, надо было искать другую нору. Кадыр забрел в самую середину колонии. Сунулся в одно отверстие, а оттуда его лапой — бац! Он нагнулся над другой норой, кажется совсем никому не нужной. Хотел было уже влезть в нее, но вдруг видит: бегут к нему двое почтенных. Бегут и уже на бегу стращают: а ну отойди, не тобой копано!

Он пошел дальше, но всюду, где бы он ни остановился, его принимали, увы, не с прославленным тарбаганьим гостеприимством. Он видел повсюду злые оскалы, растопыренные, угрожающие когти, слышал предостерегающий свист. А в иных мостах, где обитали особо зажиточные, пожилые звери, его облаивали сиплым лаем, как будто тут цепные собаки, а не благодушные тарбаганы.

Так прошел Кадыр через всю колонию, повернул назад и еще раз прошел — все надеялся на что-то. Он столько получил оскорблений, сколько другой зверь и за всю жизнь не получает. Униженный, унылый, он прошел мимо своего первого знакомого, и впереди у него оказалось то самое, чем он был сыт по горло: злая, холодная река, вонючая дорога, мрачное ущелье.

Он так радовался встрече с братьями, а они не признали его, не захотели с ним иметь никакого дела! Что ж, так и уйти?! И бродить вечно, как хищным корсак…

И куда идти, в какую сторону? Все дни трудного странствия неведомая сила направляла его, он знал, что идет к своим. Теперь же, куда бы он ни направился, он все равно будет чувствовать, что удаляется от них…

Нет, невыносимо!

И Кадыр поступил так, как подсказывало ему отчаянье. На самом краю колонии, в некотором даже отдалении от нее, в том месте, которое из-за своей непригодности не принадлежало никому, он начал рыть нору. Тут спокойствия не было: шумела река, дорога проходила поблизости и открывался вход в унылое ущелье. И почва здесь была весьма неподходящая — страшно грубая, напополам перемешанная с обломками скалы.

Ох и тяжелая работа! Кадыр выворачивал камень за камнем, но попадались иногда такие крепкие, что он никак не мог с ними сладить. Хорошо еще, догадался подкапывать их, чтобы они проваливались глубже в землю.

Медленно продвигалось строительство…

Но зато братья обидчики уже не смотрели так свирепо. Они, кажется, даже с удовольствием наблюдали за работой Кадыра, будто их подменили! Когда он вылезал на холмик свеженарытой земли, чтобы почиститься и отдохнуть, он ловил на себе вполне приветливые взгляды соседей. А ближайший сосед, первый приятель и первый враг, так тот даже, по всей видимости, не прочь был пригласить Кадыра полежать на бутане.

Кадыр зла не помнил, он не прочь был ответить на приглашение. Но ведь некогда! Вон сколько работы!

На ночь пришельцу уже было куда приклонить голову — не очень уютно, не очень удобно, зато свое собственное, надежное убежище! И уже на следующий день выяснилось, что новая нора нужна, да просто необходима всей тарбаганьей деревне!

Та колония издавна не принадлежала к числу благоденствующих. Слишком часто звери в ней гибли. То охотник незаметно подкрадывался, то хищник. И виной всему было ущелье, рассекавшее гору вблизи от тарбаганьего поселения. И охотники и хищники, понимая свою выгоду, всегда появлялись из ущелья неожиданно. И всегда слишком поздно раздавался сигнал тревоги.

Теперь же на самом почти повороте появился сторожевой пост. Кадыру со своего свежего бутана было отчетливо видно, кто идет или едет по ущелью.

В первый же день он заметил на дороге вооруженного человека. Он засвистел, сосед сигнал его принял и передал дальше. Колония всполошилась.

Когда человек вышел на открытое место, он с удивлением посмотрел на тарбаганью деревню. Что за странность? Сколько он ходил здесь, всегда видел тарбаганов, удирающих в норы, а теперь пусто — словно вымерли все.

Человек пошел по дороге дальше. Кадыр высунулся, убедился, что пешехода уже почти не видно, и просигналил: все, можно выходить! Тарбаганы стали вылезать.

Так и повелось с тех пор. Кто бы ни приближался, Кадыр замечал его первым. Вскоре звери в колонии так к этому привыкли, что, для того чтобы узнать, можно ли, например, отправиться на небольшую прогулку, просто смотрели на Кадыра: если он спокоен, смело отправлялись. Они перестали быть нервными и пугливыми, и жизнь их потекла счастливо.

А охотники удивлялись: отчего тарбаганы такие осторожные? Никак к ним не подкрадешься!

Когда наступил сентябрь и пришло время готовиться к зимней спячке, одно тарбаганье семейство, к которому Кадыр в свободное время наведывался в гости, оказалось настолько радушным, что пригласило его переспать зиму у них — в большой, теплой спальне. На зиму — это не на часок, можно и в нору пустить, сделать исключение.

Конечно, эти звери поступили правильно. Во-первых, и самим теплее. А во-вторых, это же каждому понятно, нельзя допустить, чтобы такой ценный тарбаган, как Кадыр, целую зиму коченел в одинокой норе. Кадыра надо беречь.

Полузанесенную песком консервную банку с уцелевшим еще названием некогда хранимого в ней продукта он считал своею личной собственностью и в последнее время все чаще тревожился о ее сохранности. Он приплывал к ней по нескольку раз на дню, касался губами жестяного бака и, медленно шевеля плавниками, подолгу оставался на месте. Потом, как бы убедившись в надежности этой своей недвижимости, лениво потягивался, зевал, широко открывая большой рот, и не спеша отправлялся осматривать окрестности.