Юлия Кузнецова - Каникулы в Риге

— Ещё немного погуляем! — попросила мама.

Мы вздохнули и снова принялись играть по дороге в «Домики». Я замечала те, что были голубые. Они напоминали мне о море. Мама сказала, что в Латвии есть море, оно называется Балтийское. Но оно холодное, и вряд ли нам удастся искупаться. А жалко. Я очень море люблю.

Наконец мы вышли на какую-то площадь. Там было много разных магазинчиков, в которых продавали вязаные носки и янтарь. А ещё огромная церковь шоколадного цвета.

— Домский собор! — провозгласила мама.

Мы вздохнули. Мне ужасно хотелось есть. И чтобы Гриша замолчал. И чтобы уже мультики на планшете посмотреть можно было.

— Кто видит петушка на верхушке? — спросила мама.

Мы задрали головы. Огромный был этот собор. Красивый вообще-то.

— Я! — хором воскликнули мы.

— В старину одна сторона петушка была золотой, а другая — тёмной. Вообще-то она потемнела просто от сырости, которая шла со стороны Балтийского моря. Но школьники того времени были суеверными и считали, что если петушок показывает им перед уроками свою золотую сторону, то в школе будет всё в порядке, а если — тёмную…

— «Два» поставят, — закончила я мрачно, и мама улыбнулась.

— Пойдёмте теперь к церкви Святого Петра? — спросила она. — Тут недалеко.

Мы поплелись за ней. «Ничего себе недалеко», — подумала я.

— Может, у вас есть какие-нибудь вопросы? — с надеждой спросила мама и быстро добавила: — Только не про еду!

— А там почему петух? — спросил Гришка, показывая на какую-то скульптуру. Много животных стояло друг на друге, и у всех блестели золотые носы.

— Это же бременские музыканты, — обрадовалась мама. — Помните сказку? И все они — и пёс, и кот, и осёл, и даже петух — были бременскими музыкантами! Смотрите, возле них фотографируются. Пойдёмте и мы!

Ну нет! Я не люблю, когда говорят глупости, когда меня торопят, когда меня толкают, даже просто трогают, когда что-то идёт не по плану. Но больше всего на свете я не люблю фотографироваться! Сейчас начнётся: «Улыбнитесь, скажите: „Сы-ы-ыр“». Ненавижу!

— Вставайте! — радостно скомандовала мама. — Побыстрее! Ну? Видите, за нами уже очередь!

Мы с Гришей встали с кислыми лицами возле музыкантов.

— Улыбнитесь! Скажите: «Сы-ы-ыр»…

— Ну ма-а-ам, — простонала я.

— Улыбнись, чего такая мрачная! — сказал Гришка и ущипнул меня.

— Чего щипаешься? — разозлилась я и треснула его по плечу.

Он завопил и стукнул меня по спине. А я его — по затылку! А он меня — по ноге! И я его — по ноге! Он меня — по правой, а я его — по левой!

— Прекратите, прекратите! — кричала мама.

Но мы её не слышали. Пинались, дрались, чуть ли не кусались. Тогда мама подскочила к нам, схватила за руки и развела в стороны.

— Что за позор, — едва не плакала она. — Вас даже кто-то сфотографировал! Как вы дерётесь! Неделю будете без планшета сидеть!

— Ну и ладно, — проревел Гришка. — Ну и пожалуйста! Хоть год!

— Это всё потому, что ты велела: «Скажите „сы-ы-ыр“», — крикнула я. — А я ненавижу так говорить! И сыр тоже ненавижу! Да!

Вот так мы и подрались у церкви Святого Петра. Хотя, строго говоря, это произошло возле бременских музыкантов. Всю обратную дорогу в трамвае мы ехали молча. Мама выглядела мрачной. А потом вдруг заулыбалась. Я не люблю, когда она так меняет настроение, но всё-таки спросила:

— Ты чего?

— Историю вспомнила, — сказала мама. — Мне её бабушка рассказывала. У них в Грузии был один замечательный фотограф. Ему удавалось делать хорошие снимки. Как-то раз к нему пришла женщина, у которой был крошечный рот. Она хотела, чтобы на фотографии её рот вышел красивым. Фотограф сказал: «Чтобы растянуть губы, скажите: „Киш-ми-и-и-иш“». Это такой сорт винограда. В Грузии растёт. Она всё повторяла про себя: «Киш-миш, киш-миш». А когда фотограф направил на неё камеру, она вдруг сказала: «Изю-юм!» Перепутала слова, и её рот на фото стал крошечнее, чем был!

Мы все засмеялись, даже парень с удочками, который за мамой сидел. Но я Гришку всё равно презирала. Бить женщину. Какая низость! Я его презирала до самого обеда. А потом презрение куда-то растворилось. Разошлось, как сметана в тарелке супа. Суп, кстати, был страшно вкусный. Я съела пять половников!

— Простите, это я виновата, — призналась мама. — Надо было вас накормить… Вы голодные были, вот и подрались. Так что наказание отменяется.

— Вот и правильно, — сказал Гриша. — Я как раз вчера на планшет «Детектор лжи» скачал. Такая специальная программа. Так вот я сказал ему: «Я могу без планшета прожить неделю!» А он показывает: «Это ложь». Так что всё, мам, ты делаешь правильно. По детектору.

На следующее утро Гриша напомнил маме, что она обещала отвести туда, где лазают кошки.

— Не кошки там лазают, а люди, — поправила мама. — Межакатис. Находится в Межапаркс. Прямо рядом с зоопарком.

— «Межа» — «тропа», а «паркс» — «парк», — пробормотала я. — Значит, там много тропинок! Только если Гришка будет лазать, что буду делать я? На дерево я не полезу. Хватит с меня того, что в прошлом году ногу сломала, когда упала с самоката…

— Ты посидишь и порисуешь.

— Я могу и дома посидеть! Не поеду я. Не могу ничего не делать! Я это ненавижу!

Мама наморщила лоб.

— Как насчёт пикника? У нас есть термос. Ты можешь сама всё подготовить.

— Что же туда заварить? — задумалась я. — Кофе пьёшь ты, а мы с Гришей — нет. Гриша пьёт какао, а мы с тобой — нет.

— Как в задаче про козу и капусту, — сказал Гриша.

— Мятный чай! — догадалась я. — Его пьют все.

— А по дороге зайдём в супермаркет за булочками с корицей, — завершила мама. — Их тоже едят все.

В магазине мы купили не только булочки. Мама положила в корзинку три мотка шерстяных ниток — зелёные, синие и голубые. Их в списке не было, но у мамы был такой счастливый вид, когда она покупала нитки, что с ней никто не стал спорить.

— Ты свяжешь мне покрывало? — спросил Гриша. — Нет, лучше такой огромный носок. Чтобы я в него целиком поместился. И на молнии. Чтобы он закрывался на макушке.

— Глупость какая, — проворчала я. — Куда ты будешь ходить в таком носке? Лучше пусть мама свяжет нам свитеры на первое сентября. А то вдруг будет холодно, когда мы пойдём в школу…

— Спицы-то я не купила, — тихо сказала мама.

— Зачем тогда тебе мотки? — хором спросили мы.

— Не знаю, — призналась мама. — Они были такие хорошенькие. Я не смогла пройти мимо них. Иногда ужасно хочется чего-то красивого, хоть и бесполезного.

— Мам, дай пять! — закричал Гриша, подпрыгивая, а я только покачала головой.

— Ну ма-амочка. Вся в сыночка, — проворчала я. — Одна я в этой семейке терпеть не могу ничего бесполезного. И ещё папа.