Семен Лунгин - Дом с привидениями

Предмет знакомый. И, как ни странно, это внесло некоторое успокоение. Оля перевела дух и так, скрючившись, перешагнула нижнюю часть дверной рамы. Какой-то миг она продолжала сидеть на корточках, затем медленно выпрямилась и прислушалась. Сперва было абсолютно тихо. Она двинулась на цыпочках в глубь дома. Тихонько поскрипывал пол под ее легкими шагами. Может быть, девочка начала даже несколько успокаиваться. С верхнего этажа, из окон или из разобранной крыши вниз проникал слабый свет, даже косой луч, в котором играла густая пыль. Оля несколько приободрилась и пошла вверх по лестнице, тщательно прощупывая ногами каждую ступеньку. И тут, когда она была уже на середине лестничного марша, до нее долетел странный негромкий звук, словно кто-то еле слышно тянул «Эм-м…», крепко стиснув зубы. Оля остановилась. Звук этот раздавался откуда-то снизу… Или сверху?.. Нет, снизу… А может быть… Оля сделала шаг в сторону, к полуразбитым балясинам перил. Солнечный луч вонзился ей в глаза. Оля зажмурилась.

О, как сильно захотелось ей заплакать, закричать, позвать на помощь. Но она заставила себя замереть и больно вцепилась зубами в свою руку, так, что даже охнула. Она сделала еще несколько шажков вверх и почувствовала чье-то мокрое прикосновение. Ой!.. Оля шарахнулась в сторону и оглянулась. Большой отлипший от стены после дождей кусок обоев дрожал у ее уха. Ой!.. «Эм-м-м-м!»— послышался опять тот же жуткий звук. Оля закрыла лицо ладонями. Снова стихло… Но нет, теперь звук, похожий на царапанье, висел в воздухе. Оля в безумном страхе стала озираться вокруг себя и почти бегом проскочила наверх несколько ступенек. И тут в пыльном свете на нее двинулось нечто серое, бесформенное, огромное…

— А-а-а-а!.. — закричала Оля и подняла руки над головой, чтобы защититься от этого чудовищного нападения или объятия, кто знает?.. — Привидение, привидение, уходи… — шептала Оля, — прошу вас, уходите… И снова опавшее серое неизвестно что всколыхнулось и как-то сразу двинулось на Олю. — Стой!.. Стой!.. — Оля протянула вперед обе руки, и они уткнулись в сырую мягкую материю… Фу ты! Это же древняя занавеска, почему-то оставленная в покинутом жильцами доме. Фу ты! «Эм-м-м-м! Эммммм!»— снова заполнил весь объем помещения странный печальный звук… Рваный клок пропыленной паутины, свисавшей сверху, трепетал на сквозняке, словно в испуге. И пока она стояла, замерев, с закрытыми глазами, опять послышалось: «Эммуму».

И снова Птичий рынок…

— Представьтесь, — служебным голосом приказал милиционер.

— Что сделать? — Марик распрямился, даже как-то подтянулся и стал чуть ли не по стойке смирно.

— Назовите себя.

— А! — Почему-то страха Марик не испытывал. Он оглянулся по сторонам и был поражен — он и милиционер стояли посреди довольно большого пустынного поля, только что запруженного многими торговцами с самыми невероятными предметами в руках, от телескопа до древних коллекций бабочек.

— Я Селищев Марк, ученик седьмого «Б», живу: Полубояринов переулок, шесть, квартира тринадцать. Пожалуйста… А школа номер шестьдесят четыре. Классный руководитель — учитель по физике… Пожалуйста…

— Торгуем не своими вещами? — перебил его милиционер и поправил рацию на плече.

— Нет, товарищ милиционер, своими. Это мой дедушка привез из Кении.

— Вот-вот, дедушка из Кении в дом, а внучек из дому, на рынок. Такой круговорот получается?

— Так-то оно так, но вы бы узнали, почему он такой? — Марик почувствовал необычайный прилив сил, полное отсутствие страха и вообще какую-то свободу.

— Почему он такой, гражданин Селищев Марк?

— Пропала собака, — сказал Марик.

— Ясно, — прервал его милиционер. — Начинаются сказки. Идемте в отделение.

— Ой, пожалуйста! — вскрикнул Марик. — Не задерживайте меня. Собака погибнет. Ее наверняка убьют… Мне до четырех часов надо. Честное слово, все, что говорю, — правда!.. А я к вам потом приду в отделение, и делайте со мной, что хотите. Эту собаку мы все очень любим, она у нас как живой человек… Честно!.. Только сейчас отпустите меня, пожалуйста, очень вас прошу, а когда скажете, я приду… Вот увидите, вы удивитесь… Хотите, часы в залог оставлю… Ой, уже три часа!..

— Часы отставить…

Марик принялся отстегивать часы.

— Не оставить, а отставить. Разница понятна?

— Да, — смущенно прошептал Марик.

— Молнию закрыть, — сказал милиционер, указывая на стоящую возле Мариковых ног сумку.

Марик послушно затянул молнию. Гневное око скрылось.

— Сумку на пле…чо!

Марик вскинул лямку и поправил ее на плече.

— Шагом марш!

— Куда? — шепотом спросил перепуганный Марик.

— До-мой! — скомандовал милиционер и добавил: — Если еще раз увижу вас здесь, гражданин Селищев, веры вам больше не будет, со всеми вытекающими последствиями. Понятно говорю? — закончил он голосом как из репродуктора милицейской машины, таким грозным, что Марик вздрогнул.

А ведь человек, оказывается, привыкает к темноте, ну, не к такой, про которую говорят «хоть глаз выколи», а к обычной, когда почти совсем темно, привыкает и начинает в этих потемках чуток разбираться и соображать, где что находится. Когда Оля в первый раз услышала чудовищные стоны мучающихся домовых или всхлипы привидений — а кого же еще? — тогда она едва не потеряла сознание от ужаса… Но вот эти звуки повторились во второй и в третий раз, а с ней ничего не произошло, никто ее ни когтем не царапнул, ни крылом не задел, ни хвостом не тронул и ничем не испугал. И Оля начала приходить в себя. Она огляделась по сторонам… Лестница… болтающееся полотно вымокших обоев… пыльные занавески на разбитом окне… А вот, внизу, какие-то двери… Оля приподнялась, потом с опаской встала на зыбкие ноги, ощутила себя в вертикальном положении и сделала шаг вперед. И тут же, как только скрипнул пол под ее ногами, раздалось глухое и протяжное «эммэу!..» Оля как держалась за балясину лестницы, так и прижалась к ней щекой. «Эмммэу!..» — раздалось такое печальное стенанье, что просто сердце разрывалось от жалости.

— Кто ты, кто ты? Где ты, где ты?.. — спрашивала Оля, и тотчас что-то застучало по полу. — Иду… Иду… — Оле почему-то стало не так страшно. В стуке этом ей почудилось что-то знакомое, но что именно, никак не вспоминалось. Он явно раздавался из-за двери. Оля потихоньку направилась к ней, все время шепча:

— Я иду… иду… иду… а ты меня не обижай… и меня не пугай… и меня не щипай…

Оля взялась за ручку и приоткрыла дверь.

«Эмммэу!» — раздалось совсем близко. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь щели в заколоченном окне, переполосовывали пол ярко-желтыми линиями, и в одном светлом пятне вздымалось нечто черное, мохнатое и живое, потому что оно шевелилось. Оно даже старалось ползти, подобно гусенице, но это ему не удавалось. Тяжело дыша и, видимо, ценою величайших усилий, оно только переваливалось с боку на бок. С опаской Оля приближалась к существу — теперь уже было ясно, что это живое существо, а не привидение, — и все приговаривала: