Дарья Варденбург - Никита ищет море [litres]

– Брат?! – изумленно повторил Никита. – Как это?

– Так это, – насмешливо отозвался Протоня.

На Никиту нахлынула ярость. Вот этот гадкий враль Протоня, который в первый же день украл у него велосипед, – брат Оли? А он-то, Никита, дружил с ней, учил ее, верил ей, отдал ей мышонка!

– Верни мышонка! – крикнул Никита.

Оля вздрогнула и растерянно заморгала. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Протоня ее опередил.

– Какого мышонка? – с вызовом спросил он Никиту.

– Лизу! – ответил тот, чувствуя, как горят его щеки и кулаки.

Протоня обернулся к Оле. Та застыла, обвела взглядом всю компанию, набрала воздуха и, громко выдохнув, сказала:

– Окей.

– Так это его Лиза?! – тонким голосом завопил Протоня, указывая на Никиту. – Ты говорила, что сама ее поймала! Вруниха!

– Я не… – заговорила Оля, но он ее перебил.

– Ты говорила, что она моя будет! – продолжал кричать он. – А выходит, что он…

Протоня повернул к Никите искаженное обидой лицо и окинул его таким брезгливым взглядом, что Никита почувствовал себя маленьким и противным. Но это ведь они – Оля и Протоня – должны были быть сейчас маленькими и противными! Это они его обманули. Это они забрали его мышонка, как раньше хотели забрать его велосипед. Никита уже плохо соображал, в голове все смешалось. Оля со всхлипом втянула в себя воздух.

– Да отдам я тебе твою Лизу! – прокричала она Никите сквозь слезы и бросилась по дороге прочь.

Протоня, дернув плечом, побежал вслед за ней. Онемевший Никита стоял на дороге. Оля плакала? Она никогда раньше не плакала. Даже когда тридцать раз упала с велосипеда.

– Никита.

Мама взяла его за плечи и мягко повернула к себе. Никита поднял голову, встретил сочувственный мамин взгляд.

– Ну дела, – проговорил папа.

Они постояли некоторое время, не двигаясь с места и приходя в себя. Потом Никита прошептал: «Пойдем», – и они пошли к бабушкиному дому.

«Что за день такой неправильный, – с горечью думал Никита, шагая между мамой и папой и держа их за руки. – Скорее бы он кончился». Но неправильный день и не думал кончаться. Навстречу им от бабушкиного дома быстро шел Степан Король, и лицо Короля было мокро от слез. В одной руке он нес какой-то предмет, походивший на огромного паука с растопыренными ножками, а другой рукой вытирал слезы. Когда Король приблизился, Никита понял, что паук этот вовсе не паук, а тот самый охотник Орион, выточенный из корня дерева и предназначавшийся в подарок бабушке. Но что произошло? Неужели бабушка отвергла подарок? Никита поймал взгляд Короля – и тот в ответ на его немой вопрос грустно покачал головой.

– Не надо напрасной жалости, друг, – сказал Степан Король, подойдя. – Я был готов к этому. Твоя бабушка – благородная женщина, и я больше никогда не…

Его голос сорвался. Справившись с волнением, он оглядел маму и папу Никиты и отвесил им поклон.

– Прошу извинить, – сказал Король.

– Ничего, ничего, – смущенно заговорили мама и папа.

Король коротко кивнул и, вытянув руку, сунул Ориона Никите.

– Возьми себе. Я не могу… не знаю, что с ним делать.

Никита выпустил ладони мамы и папы и обеими руками взял Ориона. Степан Король еще раз поклонился и быстро пошел прочь.

– Кто это? – шепотом спросила мама, когда плотник повернул на развилке и скрылся из вида.

– Король, – ответил Никита, разглядывая Ориона.

Выставив левое колено вперед, охотник целился из лука в невидимую дичь. Крепкий, тонкий, смуглый, бесстрашный – вот каким сделал его плотник.

Когда мама, папа и Никита наконец дошли до бабушкиного дома и поднялись на крыльцо, бабушка крикнула им из кухни, чтобы они проходили и садились за стол. Никита шепнул маме, что сейчас вернется, побежал к лестнице, протопал по ступенькам в свою комнату и спрятал Ориона под подушку. Он не хотел, чтобы бабушка увидела охотника и узнала, что теперь он принадлежит Никите.

После ужина пришел Протоня. Он посвистел, и Никита с мамой вышли к нему на дорогу. Протоня протянул Никите банку с мышонком. В банке лежали носки – такие же грязные, как в тот день, когда Оля забрала мышонка. Но Никите это было все равно – главное, что мышонок вернулся. Он только сейчас понял, как сильно соскучился по зверьку.

– Олька сама бы принесла, но мать ее наказала, – проговорил Протоня.

– Наказала? – ахнула мама.

– За то, что она так долго с вами болталась, – пояснил Протоня.

– Давай я пойду к вашей маме, – заволновалась мама Никиты, – объясню ей….

Но Протоня помотал головой.

– Все в норме, они пироги пекут, – сказал он. – Они всегда их пекут, когда Ольку дома оставляют.

Он помолчал и сказал Никите:

– Я бы клетку принес, которую мы Лизе сколотили. Но она к стене прибита.

И Протоня, сунув руки в карманы, пошел в темноту.

– Пока! – попрощался Никита.

– До свидания! – попрощалась мама.

Протоня обернулся на ходу и что-то пробурчал в ответ.

Спала мама. Спал папа. Спала бабушка – а может, не спала, а сидела на крыше сарая и глядела на звезды. Никита лежал в своей кровати, обнимая банку, и слушал, как шуршит в банке мышонок. Где-то в деревне залаяла собака, за ней другая и третья. Многоголосый лай прокатился над домами и замер. Никита вспомнил о Спутнике, вспомнил его вопросительный хвост, внимательный доверчивый взгляд. Что не спишь? О чем думаешь?

– Прости меня, Спутник, – шепотом попросил Никита. – Приходи ко мне иногда. Когда захочешь. Пожалуйста.

Никита проснулся рано утром. В глаза ему смотрел мышонок – сидел в банке за стеклом и не мигая глядел на Никиту.

– Ты вырос, – прошептал Никита. – Я тебя два дня не видел, а ты вырос.

Мышонок потер лапками нос, почесал за ушами. Обнюхал лежащие на дне банки крошки. Выпрямился, сверкнул глазами-бусинками и снова принялся умываться.

– Я знаю, – сказал Никита и тихо, чтобы не разбудить маму и папу, встал и взял банку в руки.

На цыпочках он подошел к двери и легонько толкнул ее. Дверь скрипнула и отворилась. Никита ступил на лестницу и начал на цыпочках спускаться.