Радий Погодин - Утренний берег

Она толкнула калитку ногой, вышла на улицу. На улице пусто. Только куры ныряют в горячую пыль.

Земля жесткая, окостеневшая от жары. Все белесое, даже небо, словно на нем лежит толстый слой пыли.

— Нельзя допустить, — бормочет про себя Васька. — Нужно за нее заступиться.

Со двора выскочила Варькина бабка с ведром рыбы. Прошла мимо него сосредоточенная.

Это она заставляет Варьку ловить проклятых бычков!

Васька догнал бабку. Забежал вперед, заговорил:

— Извините. Я хочу вам сказать. Вы не имеете права! Вы эгоистка!

Он ожидал, что бабка сейчас заголосит, примется поносить его, как она поносит всех, кто ей попадается под руку. Но бабка слегка пригнула седую голову, спросила равнодушно:

— Слухай, хлопец, ты, что ли, дурак или тебе голову напекло? А может, ты слишком умный и поэтому дураком кажешься?

Он оторопел от такого.

— Конечно, — сказал, — может быть, я выгляжу странно… Но вы губите Варькин талант!

Бабка шлепнула его по спине насквозь протруженной шершавой ладошкой.

— Ох же ж ты, бесова бородавка, ох же ж ты, невежа паршивый, я тебя давно приметила. Все думаю: что это за огарок бегает? Так, говоришь, у Варьки талант?

— Да, — сказал Васька.

Бабка вздохнула.

— Она же ж в меня голосом удалась. А вот характер у нее слабоватый, в дочку мою, в Раису. Но ничего, я ее в люди вытолкну… Она мне откроет ту дверь, что в парадную с лифтом. — Глаза бабкины сделались пронзительно узкими. Бабка подхватила ведро. Сказала: — А ты поди все-таки надень штаны для приличия.

Васька кинулся к забору. В этот момент отворилась калитка. Со двора выскочила Варька и пустилась бежать вдоль улицы. На Ваську глядели Варькины братья.

— Куда она побежала? — спросил он.

— А кто ж ее знает, — ответили братья. — Она же ж вся в бабку, — что хочет, то и творит.

Васька пустился за Варькой… По раскаленному розовому булыжнику, по тротуарам из темно-красного кирпича, уложенного красивой елочкой. По деревянным шатким мостам. Мимо щедрых июльских садов.

Над базаром гомон:

— Цыбуля ядрена! На пять метров слезу вышибает!

— А вот чеснок! Кому чеснок? От простуды и от мигрени нюхать. И в колбасу и в борщ. И огурцы солить и с салом кушать.

— Ряженка… Берите, дядька, ряженку…

Что еще будет, когда подойдут главные фрукты. Сейчас скороспелка — сорта слабые.

Девушка-колхозница, золотистая, крепкая, как товар на ее прилавке, крикнула Ваське:

— Человек, покупай мои яблоки! — Подала ему луковицу.

Парень в мичманке, смотревший на нее через головы покупателей, подошел и раскланялся.

— Уберите ваш продукт, — сказал. — Он для этого гражданина еще горьковат. Гражданин пока сласти любит.

Колхозница коснулась парня смешливым взглядом.

— Он и для вас еще горьковат, — сказала.

Васька проталкивался вдоль овощных прилавков к рыбному ряду.

Кто-то взял его за руку — рука маленькая. Он посмотрел вниз — Нинка. В белом платьице, коса на затылке кренделем. В руке держит бочонок с медной ручкой.

— Здрасьте. — Нинка стоит криво, боится поставить бочонок на землю. — Сегодня праздник будет, я уже третий раз за вином прибегаю.

— Больше пойти некому? — спросил Васька.

— А кто же пойдет? Мамка пироги замесила, батька речь пишет. Говорю, праздник.

Васька взял у Нинки бочонок.

— Мелешь. Какой еще праздник?

Нинкины глаза заполнены тайной. Они у нее на лице отдельно.

— Секрет… Я знаю, кого вы ищете. Вы свою Варьку ищете… Влюбились.

— Помолчи. Понимала бы, тоже.

Нинка потянула бочонок к себе.

— А я понимаю. Отдавайте вино. Идите к своей Сонете… Она скарпена.

— Замолчи, щелчка дам.

— Скарпена.

Васька щелкнул Нинку по затылку.

— Скарпена!

Еще раз щелкнул.

— Скарпена!

Он тянул ее за собой. Оборачивался, чтобы щелкнуть по затылку. И на каждый щелчок Нинка выкрикивала упрямо:

— Скарпена! — Потом она заревела. Спросила: — Зачем вы меня щелкаете, я ж не резиновая?

Он все шел. Мимо овощных рядов, мимо фруктов. Мимо молока и мяса. Мимо вина и пшеницы. Мимо цветов.

Варька пробилась сквозь толпу к столам, где торгуют рыбой. Бабкин голос был слышен издали.

— Рыба-бычок, голова пятачок, туловище и хвост бесплатно. А вот ерш — морской казак, усы, как у Тараса Бульбы. Жарить, парить, уху варить… Лещи!.. Судаки!

Варьку она не видит. Кланяется знакомым покупателям.

— Свежих бычков не желаете? Только из волны. Еще пена не пообсохла… Гривенник кучка. — Бабка поливает рыбу водой. Прикрывает ее капустными листьями.

— Вы пятачок кричали, — торгуются покупатели.

— Пятачок для песни. Для складности слов. А как продать — гривенник.

Варька тронула ее за рукав. Бабка повернула голову.

— Ах, чтоб тебя! Марш с базару! Чтобы мне, старой, срам через тебя иметь. Опять Ксанка скажет, что я тебя торговать приучаю. Тебя батька за что драл?

Варька дернула бабкину руку к себе, спросила:

— Как жить будем?

— Худо, — сказала бабка. — Отец заявление подал. Уходит он с должности.

«Ну и хорошо», — подумала Варька.

Бабка повторила свое.

— Худо… Жилье отберут.

— Перебьемся.

— А деньги? Бухгалтер сказал, пока деньги не внесут, не получит расчета.

Варька подняла на бабку глаза.

— Отдай ему деньги, бабушка. Возьми со своей сберкнижки.

Бабка вздрогнула, задвигалась вся.

— Что ты плетешь?.. Я же пианину купила, да боюсь в дом везти, пока батька не успокоится… Побеги, глянь, какая она блестящая… Ты молчи… — И закричала, чтобы прекратить разговор. — Бычки! Покупайте бычки!

— Перестань! — крикнула Варька. Обеими руками сгребла рыбу и сбросила ее со стола. Прямо в пыль.

— Господи, дела твои, — сразу охрипнув, прошептала бабка. Губы у нее стали пухнуть книзу, словно ужаленные. Она замахнулась на Варьку. Варька отскочила.

— Отдай, бабушка, деньги. Сдай пианино обратно. Его сразу купят… Отдай деньги!

Старухины глаза налились гневом.

— Дура. Это я для кого? Для тебя, думаешь? Накось… — Она сунула под нос Варьке сухой кулак. — И не подумала бы. Это для таланта твоего. Ты же не знаешь, как загубленную силу в себе носить. Она постучит, она потом с тебя спросит. Она из тебя всю радость высосет… Иди, иди…

— Отдай! — зашлась Варька. Душа у нее словно оглохла от этого крика.

Бабка надвинулась на нее:

— Ори… Вон курортник, твой ухажер, тож говорит, что у тебя талант есть. Ты бы его послушала, если меня не хочешь. — Бабка кивнула через плечо. Отстранилась. Варька увидела Ваську.

Жаркая сила толкнулась ей в голову.

— А ты чего ходишь? — прошептала она. — Чего ты ходишь за мной? Шимпанзе! Моллюск! Подсматриваешь? Смешно, да? — Она подняла с земли камень-ракушечник и, размахнувшись по-мальчишески, метнула его в Ваську.