Владимир Железников - Хорошим людям – доброе утро [Рассказы и повести]

Петр Петрович встал со своего места и подтолкнул к стулу Сашу.

Ну, давай пиши, — сказал Петр Петрович. — Ты уже всю азбуку знаешь?

Саша мотнул головой: понимай как хочешь.

— Ну, давай пиши. Сверху, в углу, большими, печатными буквами напиши: АВИА.

Эти буквы Саша знал и с радостью, низко склонясь к конверту, написал сначала заглавную «А», потом «В», потом «И» и снова «А». Ах, как Саша старался, и как у него полегчало на сердце, когда он с такой легкостью справился с этим словом!

— Теперь напиши: Одесса. Давай по буквам: О, Д, Е, С, второй раз С, А. Написал?

— Написал, — ответил Саша, хотя в этом слове он пропустил букву «Е», а букву «С» развернул в другую сторону.

Ему стало немного жарко, и он уже со страхом стал ждать продолжение адреса.

— Теперь напиши: улица Карла Маркса, двадцать пять. По буквам: У, Л, И, Ц, А. Написал?

Саша кивнул, он окончательно запутался и ждал, когда же кончится это мучение.

Теперь, когда Петр Петрович ему диктовал, он писал какие придется буквы, писал их кверху ногами, и развернув в другую сторону, и просто придумывая какие-то новые, никому не известные буквы. А Петр Петрович диктовал ему название улицы, потом название экспедиции и, наконец, фамилию и имя сына. Это ведь письмо должно было пройти далекий путь. Сначала до Одессы на самолете — для быстроты, потом пароходом поплывет к Южному полюсу, через Черное и Красное моря, по Суэцкому каналу, огибая Африку, пересекая экватор, и, наконец, его привезут Игорю.

— Так. Спасибо, — сказал Петр Петрович. — Теперь мы его заклеим.

Саша медленно пошел к дверям. У дверей он оглянулся. Петр Петрович рассматривал его каракули. Саша сделал последние два шага, чтобы навсегда покинуть эту комнату, и тут Петр Петрович сказал:

— Прекрасно, прекрасна… Может быть, ты его бросишь в почтовый ящик, когда пойдешь гулять?

Саша на секунду замер, потом бросился обратно к Петру Петровичу — значит, он ничего не разобрал из-за глаз, — схватил конверт.

— Я сейчас же пойду на улицу и брошу его в почтовый ящик. Я это сделаю сию же секунду. — Он выбежал в переднюю, на ходу схватил куртку, чтобы Петр Петрович не передумал, и выскочил из квартиры.

Только во дворе Саша пришел в себя: вытащил письмо, полюбовался своими каракулями, сложил письмо вдвое и спрятал в дальний карман. Надо было что-то придумать, нельзя ведь просто не отправить письмо. И тут он столкнулся носом к носу с Маринкой.

— Здравствуй, Саша, — сказала Маринка.

— Здравствуй, — сказал Саша.

— Ой, снова пошел дождь! — сказала Маринка. — Ты без дела вышел на улицу или по делу?

— Без дела, — сказал Саша.

— Тогда пойдем ко мне, — сказала Маринка.

— Нет, — ответил Саша.

— Пойдем, — сказала Маринка и добавила между прочим: — У нас дома никого нет.

— Не пойду, — сказал Саша.

— Глупый, — сказала Маринка. — Папа совсем на тебя не сердится.

— Я видел, как моя мама разговаривала с ним. Она меня ругала, ругала, а он кивал головой, что согласен с ней. Теперь у меня вообще знаешь какая жизнь: мама со мной не разговаривает, бабушка не разговаривает. — Он сунул руку в дальний карман, пощупал письмо Петра Петровича и просто чуть не заплакал.

— Мой папа так делал головой? — спросила Маринка и показала, как ее отец клевал носом.

— Так, — ответил Саша.

— Это значит, что он тебя совсем не ругал, это значит, что ему было тебя жалко. Он всегда так делает, когда ему кого-нибудь жалко. Ясно тебе?

— Ясно.

— Смотри, какой сильный дождь пошел, — снова сказала Маринка. — И листья на деревьях все облетели… Скоро придет зима. Ну, побежали к нам.

И они побежали к Маринке. Они поиграли в автомобили, потом в самолеты. А потом Маринка сказала:

— Давай смотреть марки.

— Не хочу, — решительно сказал Саша. — И вообще я ухожу.

— А мне теперь папа разрешает смотреть свой альбом, — сказала Маринка. — Это теперь наш общий альбом. Мы с ним вместе собираем марки.

Маринка, не дожидаясь, когда Саша уйдет, вытащила альбом и положила его на стол.

— Смотри, вот новая марка республики Алжир. А вот новая кубинская марка. Правда, красивая?

Саша взял марку и долго разглядывал ее рисунок. А Маринка несколько раз выходила из комнаты, чтобы показать, что она полностью доверяет Саше.

…Когда Саша открыл входную дверь в свою квартиру, он услыхал голос Александры Ивановны.

— Может быть, он перестал ходить в школу, потому что его один мальчик дразнил «девчонкой»? — сказала Александра Ивановна. — За его длинные волосы. А может быть, еще что-нибудь случилось, в этом надо разобраться…

Саша слышал, как бабушка жалобно всхлипнула.

— Ну, что вы, право, Евдокия Фроловна, — услышал Саша голос Петра Петровича. — Ничего ведь страшного не произошло. Мальчик выходит в жизнь, на его пути первые трудности… Ну, вот он перед ними и спасовал.

— Не успокаивайте меня, Петр Петрович, — сказала бабушка. — Просто мы его не так воспитали. Мало было строгости. Что теперь делать, ума не приложу, а Ольге даже боюсь об этом сказать. Столько у нее переживаний, столько переживаний… А ведь раньше он был такой смирный, ласковый мальчик.

— Слишком смирный, — сказал Петр Петрович. — Вы помните моего Игорька, Александра Ивановна? Парень был боевой.

— Боевой, — сказала Александра Ивановна. — Очень боевой, а Саша весь в себе, он когда откроется, когда наберется храбрости, тоже будет боевой.

— Ну что же делать? — снова спросила бабушка.

— А вы положитесь на меня, — ответила Александра Ивановна. — Вот он придет, я с ним переговорю и все улажу.

Саша потихоньку сделал шаг назад, всунул ключ в замочную скважину, чтобы дверь не щелкала замком, и осторожно прикрыл ее.

Он шел по улице, не разбирая дороги, ступая по лужам, в лицо ему хлестал противный колючий дождь, подгоняемый ветром. А он все шел и шел, мимо освещенных окон, мимо людских теней на этих окнах, он шел совсем один, и ему сейчас было так жалко себя и хотелось умереть, хотелось навсегда расстаться с этой постылой жизнью.

Ну скажите, разве это не глупо? Разве это не глупо — из-за каких-то неприятностей так думать о жизни и отказаться от школы, от учения, от будущих полетов в космос, от мамы и бабушки, от отца, который, может быть, сейчас, в этот момент, открыл тайну вулканов. Все только из-за того, что он не может пойти и во всем честно сознаться, все только из-за того, что не может постоять за себя. Ах, какой он был слабовольный!

Его нашла во дворе мама, привела домой, напоила горячим чаем с малиной и уложила в кровать. Она все делала молча, не ругала его, и Саша даже не знал, рассказала ли бабушка ей о том, что к ним приходила Александра Ивановна.

Ночью Саша проснулся от каких-то шорохов. Ему стало страшно и захотелось закричать, но потом ему показалось, что это кто-то плачет. Видно, это плакала бабушка.