Анна Зенькова - С горячим приветом от Фёклы [litres]

– И что с того? – Он нагло пожал плечами. – Я тебя за язык не тянул!

Я толкнул его в плечо:

– А ну говори!

– Я же сказал – отвали! – Он двинул мне коленом.

– Ах так! – Я заехал ему рукой – дважды! И мы стали мутузиться. Ржавый был скользким и всё время вырывался, но я особо и не давил его – он же и так весь в ранах. Только под конец сорвался – повалил на землю и стал душить, как меня тогда – Штык. А он как начал ногами сучить. И верещал еще. Я сразу понял, щекотка для него – хуже смерти!

– Всё-всё, сдаюсь, – прохрипел он сквозь хохот.

Я, тоже задыхаясь, откатился в сторону и не своим голосом просипел:

– Твое имя, белый человек?

Он, конечно, никакой не белый, а рыжий, как майский жук. Но, по сути, какая разница? Мы же всё равно одной крови!

Рыжий сел, привалившись к сосне. Глаза у него были закрыты.

– Я своим двух вещей простить не могу, – сказал он тихо.

Я сразу весь напружинился. Кому своим? Родителям?

– Во-первых, имени, – продолжал Ржавый. – Это же надо было придумать такое – Валентин!

Он открыл глаза и скривился:

– Валей меня назвали, представляешь? Как девчонку!

«Да уж, – подумал я. – Валя! Это еще похлеще Всеволода».

– А второе что? – спросил я c печальным лицом, чтобы он не чувствовал моего превосходства. Зачем? Ему вон и так уже от жизни досталось!

– Что второе? – Ржавый Валя вздохнул. Явно с облегчением!

«Неужели думал, я стану смеяться?»

– Ну, ты сказал, двух вещей… мол, простить не можешь. А назвал одну. – Я смотрел на него выжидающе.

– А, это… – Он сердито проехался рукой по носу. – За то, что бросили меня одного.

Вот такого признания я точно не ожидал.

– Хоть бы брата оставили или сестру. – Ржавый продолжал тереть нос. – Я же у них всё время малыша выпрашивал. Мы бы сейчас… Да я бы за него кому хочешь голову открутил!

Он безжизненно махнул рукой:

– А теперь вот – один! Один-одинешенек… Валя!

Я дернулся вместе с его голосом. Испугался, что он сейчас заплачет.

Но Ржавый вдруг вскочил и начал дрыгать руками и ногами, будто разминаясь.

– Надо дальше идти, – сказал он. – А то мы так до вечера не выберемся.

Я разочарованно кивнул. Вот в этом весь Ржавый. Сначала заинтригует, а потом – хоп – и всё, из него больше слова не вытянешь!

– Пошли, раз надо, – буркнул я. Пусть не думает, что мне так уж и интересно про его родителей слушать. Что я там про эти притоны не слышал?

Лес больше не казался мне красивым. Он как-то резко посерел. Вообще одним махом изменился. Ни цветов тебе, ни бабочек. Одни комары проклятые – все руки мне искусали. Я сначала отбивался, конечно. Даже меч себе из веток изобрел. Карающий! Но толку? Их же там – целая дивизия. Не комары, а кони. А потом еще мухи подлетели! Ну, вроде как воздушный десант. И я понял, что сопротивление бесполезно. Куда ты против целой армии попрешь?

Ржавый тоже каким-то веником размахивал. Смешно! А я плюнул и пошел, такой герой – берите меня, ешьте! Но всё равно, конечно, дергался, оборачивался. Я и не знал, что в лесу столько разных звуков. То справа ухнет, то слева треснет. Стоны какие-то жуткие. Честно, мне вообще казалось, что за нами кто-то следит. Огромными такими сморщенными глазами. Хоть бы только не Вий!

– Надеюсь, нас не ищут. – Я не выдержал и заговорил первым.

Думал, буду молчать, пока не найдем дорогу. Но что поделать, молчание для меня – хуже голода. Хотя и он был зверским.

– Яшка с Гнусиком прикроют.

Ржавый вдруг насторожился и знаком велел мне замолчать.

– Тихо! – шепнул он. – Слышишь, шумит?

Я прислушался и тут же предположил:

– Может, это у тебя от голода в ушах шумит?

Он снова на меня зашикал:

– Да тихо ты!

Потом вообще сорвался и как заорет:

– Погнали!

Я решил, что если сейчас побегу, то всё – это уже необратимая паника. И грозно крикнул ему в спину:

– Так я и поверил в твои сказочки!

Ржавый, не оборачиваясь, прокричал:

– Бежим скорее!

– От кого бежать-то? – Я всё-таки ускорил шаг.

– Там трасса, – пропыхтел он, когда мы поравнялись. – От нее до лагеря километров семь топать. Но лучше так, чем в лесу ночевать.

«Опять?! – подумал я с ужасом. – Меня эти комары уже просто заели!»

– Ну и где твоя трасса? – спросил я неприятным голосом. – Опять врешь!

– Это не трасса, – виновато пробормотал рыжий. – Обыкновенная просека.

Мы вышли из леса на широкую дорогу, заросшую колкой травой – коротенькой, будто ее машинкой стригли. По бокам громоздились высоченные сосны – непроглядные, как глухой коридор. А над ними ворочалось небо.

Я думал, это – тучи. А потом смотрю – гекконы! Они там прямо кишели в этом небе – хвостатые, с пятнистой кожей и хищными глазками. Я вытянул руку, чтобы ухватить одного за лапу, но он тут же подлез под облако, втянув за собой скользкий хвост. И еще зашипел на меня, гаденыш.

Я устал стоять с задранной головой и сел. Точнее, плюхнулся. Штаны у меня враз намокли.

– Вот черт! – обозлился я. – Тут вода!

– Точно! – обрадовался Ржавый.

Он сел на корточки и, сложив ладони ковшиком, зачерпнул из травы жижу.

– Ты что… – начал я, но он уже пил. Большими такими, жадными глотками. Я с открытым ртом смотрел, как он хлещет эту грязную воду. Там же одни микробы!

– Пей давай. – Ржавый с довольным видом вытер губы. – Холодненькая.

У меня сразу во рту пересохло, но я мужественно сказал:

– Я до лагеря подожду!

– Ну жди! – Он покрутил пальцем у виска. – Хочешь ласты склеить, так пожалуйста!

– Человек без воды может семь дней продержаться, – ответил я важно. – А нам всего семь километров осталось пройти.

– Где? – загремел он. – Где ты тут семь километров увидел? Мы теперь можем и сто пройти, но не выйти. Это же пуща!

Я тут же зачерпнул воды и выпил, не дыша. Но вода оказалась вкусной! Если честно, я такой вкусной воды вообще никогда не пил. Я к ней прямо приклеился – к этой траве. И пил, как верблюд, – всем лицом, чтобы промочить его как следует. Ну и комаров смыть заодно. А то прям противно!

Напившись, мы уселись на теплый валун и стали смотреть в небо.

– Хоть бы дождь не начался, – подал голос Ржавый.

– Вряд ли, – сказал я, глядя, как гекконы лениво сползают с неба и прячутся в кронах деревьев. Небо без них стало совсем голым. И безжизненным. Оно висело так низко, что казалось крышкой от огромного спичечного коробка. В котором нас с Ржавым заперли, как двух божьих коровок.

– Нам крышка! – выдохнул я изо всех сил бодро. – Мы в западне!

Ржавый, мучаясь какими-то неправдоподобными рожами, кивнул:

– Не то слово – крышка!

– А еще и есть хочется! – пожаловался я, с тоской вспоминая рисовую кашу. Я бы ее сейчас, кажется, даже холодную проглотил.

– Мы когда бежали, я чернику видел, – вспомнил Ржавый.