Юрий Воищев - Детская библиотека. Том 45 [Юрий Тихонович Воищев Альберт Анатольевич Иванов]

— А если он в верховье уплыл, километров за двести? — ужаснулся Лешка.

— Все равно, — отрезал Мишка.

Погоня продолжалась. Ребята прошли еще немного и…

Почти у самой реки горел костер. И Сенька помешивал в котелке деревянной расписной ложкой аппетитное варево.

Изумление было взаимным.

— Гуляем? — придя в себя, спросил Сенька и посмотрел на часы. — В рабочее время?

— Якорь давай! — заорал Мишка.

— Вы слышали?! — удивился Усатый. — Сам подарил, а теперь назад требует. Это что ж выходит, ежели я кому часы подарю, а потом через неделю его поймаю и снимать буду — как он на меня посмотрит? — и, изобразив свирепость на лице, добавил: — Вот так посмотрит!

Сенька был по-своему прав. Но ребята знали, объяснять ему что-то бесполезно. Если Усатому станет известно, что его якорь ковал Петр, ни за что не отдаст. На базар оттянет.

Ребята уговаривали его по очереди, пока не охрипли. Но Сенька не сдавался. Он внимательно выслушивал каждого, не забывая время от времени помешивать уху. В заключение он произнес краткую, но выразительную речь:

— Уха готова!

Он снял котелок с костра и, осторожно держа его на вытянутых руках, пошел к лодке.

— Подзаправимся? — спросил Петька.

— Ага, — ответил Усатый, залез в лодку и оттолкнулся от берега. Он остановился на середине реки и с грохотом сбросил якорь.

— Вы от нас все равно не избавитесь, — многообещающе сказал Мишка. — Лучше отдайте якорь.

Ребята уселись на берегу.

— А чем я лодку прикалывать буду? — глубокомысленно ответил Сенька, хлебая уху.

— Усами! — разозлился Ленька.

— Вот ты как, — сказал Усатый, облизывая ложку. — Я уж было подобрел. Думаю, принесут мне сейчас ребятки другой якорь, а я им этот отдам. А теперь все!

Усатый закинул удочки, улегся на дно лодки и накрылся полосатым одеялом. Из-под одеяла глухо доносилось:

— Про усы, видишь, вспомнили… Я тут три дня стоять буду и три ночи, как Иван-царевич!.. А потом на вас посмотрю, какие вы будете…

— Клюет! — завопил Петька.

Усатый сразу вскочил. Все поплавки спокойно торчали над водой.

— Я тебе сейчас так клюну… как золотой петушок царя Салтана! — разволновался Усатый. — Знаком с литературой?

Наконец он угомонился и снова закутался в полосатое одеяло, хотя солнце пекло немилосердно. «Пар костей не ломит», — любил повторять Сенька.

Пока он дремал, «археологи» срочно провели совещание.

— Остается одно, — сказал Ленька, когда совещание закончилось, и стал раздеваться. Потом он раскрыл перочинный ножик и бесшумно нырнул.

Секунда, другая, третья… одиннадцатая…

Лодку Усатого внезапно медленно понесло по течению. Поплавки прибило к борту. Усатый по-прежнему лежал под одеялом. Он ничего не заметил.

Ленька вынырнул на том самом месте, где раньше стояла Сенькина лодка, держа в руке конец веревки.

Ребята поплыли к нему. Крепко вцепившись в веревку, они отбуксировали якорь к берегу.

Лодка Усатого исчезла за поворотом.

«Археологи» с шумом выволокли якорь на песок. Сейчас, когда он отмылся от земли, на одной из его лап можно было прочитать выбитую надпись. Мелкие узорчатые буквы сообщали:

«К сему руку приложил Петр».

С ликующими воплями ребята станцевали над якорем танец диких бушменов, празднующих победу над носорогом. Но после праздника, как известно, наступают суровые будни.

Петр отковал якорек на славу. Полчаса дороги — и «археологи» совсем выдохлись.

— В «Занимательной физике», — тяжело дыша, сказал Мишка, — сказано, что вес тела, погруженного в воду, равен весу воды, вытесненной телом. Закон Архимеда! Ясно?

Если перевести закон Архимеда на обычный язык, то станет понятно, почему ребята потащили якорь к реке. Каждый знает, что в воде все становится легче.

Так они и шли по пояс в воде и несли якорь. И течение им здорово помогало.

Где-то впереди загудел мотор, и, когда показалась Сенькина моторка, ребята одновременно нырнули. А когда вынырнули, Усатый уже промчался мимо и, сворачивая за поворот, вопил на всю реку:

— Закона не знаете?.. Малолетки!..

И многое, многое другое, что заглушал шум мотора.

Ребята, пошатываясь от усталости, внесли якорь в кабинет Айсинга и с грохотом опустили на пол. Айсинг как-то бочком подскочил к якорю, что-то, запинаясь, пробормотал и начал взволнованно рыться в карманах. В руках его появилась лупа, и он начал внимательно обследовать якорь.

Ребята гордо смотрели на Айсинга.

— Завтра, может быть, еще один принесем, — как можно равнодушнее сказал Мишка, когда Айсинг радостно вскрикнул, натолкнувшись на уже известную нам надпись на лапе якоря.

Айсинг долго не мог оторваться от якоря. А когда поднял голову, в кабинете никого не было. Тихо поскрипывали створки открытого окна.

— Да, странные молодые люди, — покачал головой Айсинг. — Но с сегодняшнего дня я им разрешаю выходить в окно, хотя здесь, по-моему, где-то есть и дверь.

Он тоже вылез в окно и обежал вокруг музея, но ребят нигде не было видно. И Айсинг вошел в музей через парадный вход (другого в музее вообще не было!), до смерти напугав билетершу, которая готова была поклясться, что Айсинг из музея не выходил после того, как пришел утром.

А герои дня устало брели по улице Степана Разина. И земля под ними покачивалась, словно палуба: они страшно хотели спать.

Лешка долго допытывался у Мишки, почему это он после того, как Айсинг зачитал им отрывок из Алексея Толстого, вдруг решил, что их якорь не какой-нибудь, а вероятней всего — откованный самим Петром Первым.

— А вот так, — уклончиво отвечал Мишка. — У меня — историческое чутье! — Но потом все же признался: — Понимаешь… Я вообще-то эту надпись заметил, еще когда мы якорь из земли тащили.

— Что ж ты сразу не сказал? — ахнул Лешка.

— Сразу, сразу!.. Откуда я знал, что этот Петр, который «руку приложил», именно Петр Первый?! Петр и Петр. А я — Михаил, к примеру! Дошло?

— Ну там же дальше цифра «один» стояла, римская! Ну, палочка с перекладинками! И потом ты же видел — шрифт старинный!

— Не заметил я палочки! — рассердился Мишка. — А на шрифт я тогда плевать хотел! Мы же не якорь, а оружие стрелецкое искали!

— И чего они спорят? — удивился Петька. — Якорь-то у нас!

— Ага, — согласился Ленька. — Повезло. — И закричал на Мишку и Лешку: — Кончай базар!

Лешка и Мишка засмеялись и пожали друг другу руки.

На другой день возвратилась экспедиция кружковцев. Ребята привезли разные черепки древней глиняной посуды, ржавые наконечники стрел и охотничий нож тонкой ювелирной работы. И это было все, чем их одарил настоящий скифский курган.

Мишка пренебрежительно посмотрел на охотничий нож — всего другого он вообще не заметил, — а потом перевел взгляд на петровский якорь. Разве можно сравнить? Какой-то чепуховый ножичек и великолепный якорь, который отковал не какой-то там дикий скиф, а сам Петр Первый.