Дина Бродская - Девочки

Во время прогулки девочки жадно смотрят по сторонам. Они замечают каждую мелочь на улице, им хочется все рассмотреть, потрогать, обо всем поговорить с Кайбогаровым.

— Какая чудная розовая спичка! — восклицает Майка, вытаскивая из лужи обгорелую спичку.

— Ребята, смотрите, какие тонкие ножки у этой дамы!..

— Нотариальная контора. Тут что — продаются ноты?

По улице проезжает конный милицейский отряд. Все лошади вороные и отличаются друг от друга только пятнышками на ногах и груди. Девочки начинают делить лошадей.

— Лошадь с белыми чулочками моя!.. — кричит Майка.

— Та, что с обстриженным хвостом, — моя! — кричит Тася.

— Верушка, бери скорей ту, с чо́лочкой, пока Майка не забрала…

Но Вера недовольна.

— Вы разве забыли, — говорит она, надув губы — что в прошлый раз я первая сказала, что все черные лошади мои? И нечего тебе, Майка, захватывать чужих лошадей.

Но Майка не хочет так просто уступить свою лошадь. Ее глаза наполняются слезами.

— Дай честное ленинское, что ты сказала, что все черные лошади — твои.

— Честное ленинское, — серьезно говорит Вера.

И это значит, что она говорит правду.

Уже давно промчался конный отряд, а дележ лошадей все еще продолжается. Вдруг Тася закричала:

— Зеленое такси мое.

Сестры забывают о лошадях и начинают делить автомобили. Майка радуется больше всех. Ей достался чудный синий лимузин с серебряной обезьянкой на радиаторе. Это получше черной лошади.

Так они делят все, что попадается у них на пути, начиная с автомобилей и кончая чайными сервизами в витринах фарфортреста.

Вернувшись с прогулки домой, девочки садятся рисовать плакаты и клеить флажки. На большом листе бумаги Тася нарисовала пионерку с ярко-розовым лицом и синими круглыми, как пуговицы, глазами. В три часа мама приедет за ними и возьмет с собой на вокзал — провожать французских делегаток.

Мать девочек, директор большой швейной фабрики, все, эти дни с французскими работницами — металлистками и резинщицами, которые осматривали город и выступали на фабриках и в клубах.

То-и-дело девочки бегают узнавать время. Два часа, семь минут третьего, десять минут третьего, четверть третьего — до трех часов еще очень далеко.

— Да что вы всё к часам бегаете? — говорит бабушка. — За пять минут больше чем пять минут и не пройдет, Займитесь вы чем-нибудь. Взяли бы и поиграли со своими песцами…

Девочки вытаскивают из коробок кусочки серовато-пепельного меха, оставшиеся от старого воротника. Эти кусочки меха они любят больше всех игрушек и называют «песцами» или — ласково — «песечиками».

Всех песцов девочки перевязали цветными ленточками на том место, где у настоящих песцов бывает шея. Издали клочки меха, валяющиеся на полу, кажутся живыми маленькими зверьками.

Вера раскладывает на полу своих песцов и берет в руки самого пушистого и большого.

— Ну, ладно, милый песец, — говорит она, — ты будешь главный начальник и уложишь других песцов спать. Ты будешь хороший начальник. Когда ты скажешь: «алле» — все песцы будут по команде кувыркаться…

Рядом с Верой раскладывает на полу своих песцов Тася, она расчесывает их гребенкой и поправляет ленточки у них на шее.

— Майка, — спрашивает она, — а где же твои песечики?

Майка грустно смотрят на Тасю и говорит вздыхая:

— Давай лучше играть в колонтенцию.

У Таси с Майкой есть игра, которую они называют «колонтенцией».

— Доктор, сделайте мне колонтенцию, — говорит Тася и стаскивает с ноги чулок.

— Сию минуту, я только соберу приборы.

Майка начинает сваливать в свой передник «приборы». Тут катушки из-под ниток, маленький дырявый мячик, ножницы, старая Майкина соска и несколько пробок. Девочки усаживаются на пол.

Майка кладет себе на колени босую Тасину ногу и начинает над ней проделывать «колонтенцию».

Прежде всего она усердно растирает всю ногу от пальцев до колена резиновым мячом, потом скребет расческой, затем слегка щупает и массирует и, наконец, вставляет между пальцами ног деревянные катушки. Брови у Майки нахмурены, губы сжаты, синие глаза сверкают воодушевлением.

Тася терпеливо все сносит и только кряхтит, когда Майка слишком налегает на расческу.

— Ах, только не царапайте мне пятки, я не могу этого перенести!

— Надо терпеть!

— Но вы делаете мне больно, перестаньте!

— Спокойно, больная, это у вас кризис, вы можете умереть…

И Майка затыкает Тасин рот соской.

В половине третьего девочки уже совсем готовы к отъезду на вокзал.

Они оправляют свои нарядные матроски и тоскливо зевают, не зная, куда себя девать.

— Майка, знаешь, — говорит Тася, взбираясь на стул перед зеркалом, — мой рот уже не растет два года. Волосы растут, глаза растут, а рот все такой же маленький…

Без пяти минут три.

Девочки сидят на окне и, прижавшись носами к стеклу, жадно смотрят на улицу. Вот сию минуту они увидят маму, ее коричневое кожаное пальто, ее толстый портфель с двумя блестящими замками.

— Сейчас мамочка едет в трамвае, — говорит Тася. — Вот она сошла с трамвая возле улицы Гоголя, вот она идет-идет-идет до угла. Вот она идет-идет-идет по улице и входит в парадную. Вот она идет-идет-идет по лестнице, вот она остановилась возле наших дверей и подняла руку к звонку. Вот она сейчас позвонит…

И в самом деле, в эту минуту в передней трещит звонок, и девочки с визгом, хватая по пути свои шапки и пальто, бегут отворять двери.

Но в переднюю входит не мама, а папа, и с ним еще два товарища из его института.

— Ах, это ты, — говорит с досадой Тася. — Как жалко!..

— Чего жалко? — спрашивает папа.

Тася смущается:

— Не то что жалко, а неприятно; если бы это была мама, мы поехали бы на вокзал.

Папа со своими товарищами запирается в комнате, чтобы заниматься, — и в квартире опять становится тихо.

Наконец в половине четвертого появляется мама с огромным букетом ярко-красных цветов.

Девочки совсем было потеряли надежду ее увидеть.

Тася лежит на кровати, засунув голову под подушку. Вера стаскивает с себя нарядную матроску, и только Майка сидит на подоконнике и терпеливо смотрит на улицу.

— Ну, ребятки, собирайтесь! Что это ты, дочка, слезы льешь? — говорит мама, целуя мокрое, заплаканное лицо Таси.

— Ты же сказала, что в три часа! — всхлипывает Тася. — А теперь они уже, наверное, давно уехали…

— Не плачь, без нас не уедут. Поезд уходит в пять двадцать, и мы еще успеем даже заехать к ним в гостиницу.

В Октябрьской гостинице девочки передают все подарки Люсьенне Сажэ, высокой девушке в комсомольской юнгштурмовке. Тася и Вера дают рисунки и плакаты, а Майка — коробочку от порошка.

— Что у тебя там? — шопотом спрашивает Вера.

— Потом скажу, когда уедут.