Владислав Шаповалов - Старый букварь

Только из того молчаливого разговора, что между ними случился теперь, дети ничего не поняли. Смотрят то на учительницу, то на закрытую дверь, никто слова не может молвить.

— Хорошо, дети, — выговорила, наконец, Надежда Фёдоровна.

Ученики подумали, что учительница будет про ослика продолжать. Очень уж хотелось им знать, что было дальше с этим четвероногим грамотеем. Как он оскандалился, конечно, перед народом, потому что какой же осёл может читать?!

— Хорошо, — повторила она ещё раз, хотя чувствовалось, что ничего хорошего у неё на душе не было. Надежда Фёдоровна произнесла это слово так, что его надо было понимать наоборот: «плохо». А почему — плохо, детишки не знали. Сверкнула стёклышками пенсне, взяла свой узелок в горошинку. Развязала его, вынула оттуда каждому по тетрадке. Тетрадей оказалось больше чем учеников. Остановилась она с тетрадкой у того места, где только что сидел дед Матвей усмехнулась:

— А ведь каким был, таким и остался…

— Кто это? — не поняли ребятишки. — Ослик?

— Да нет… — досадовала учительница.

Тетради были такими новыми и чистыми, что на них жалко было писать. Федя Плотников взял свою тетрадку в руки, понюхал обложку. Тетрадь пахла сосновым бором. Но здесь, в Беловодовском лесничестве, всё пахло лесом, пахли, видимо, уже и тетради. Полистал страницы — глазам открылось чистое поле. Полинеенное тонкими, чуть приметными, бороздками. Это чтобы рука вернее шла, не сбивалась. И ему так захотелось написать что-нибудь на белой бумаге, с нетерпением поднял он глаза на учительницу.

Надежда Фёдоровна доставала в это время чернильницы и ручки с перьями. Чернильниц она достала четыре штуки, для каждого класса в отдельности. Ещё положила на стол несколько резинок для стирания ошибок. И промокашку. Одну на всех. Больше не было.

Распределила всем тетради и ручки, стала давать задания. Класс у неё получился необычным, сразу четыре в одном. Вот ей и пришлось давать разные задания: одним по чтению, другим по грамматике, третьим по арифметике. На повторение, конечно. Учителя так всегда новый учебный год начинают. С повторения пройденного. А с меньшими, самыми маленькими — перваками — сама взялась. В этом году их подобралось трое: Федя Плотников, Серёжка Лапин и Танюша, что из города приехала. Хлопот с ними со всеми не оберёшься! Простое дело: точку поставить на чистом листе бумаги — и то как следует не могут. Не то что писать.

— Серёжа, не промокай пальцем.

— Не грызи ручку, Таня.

— Федя, сядь ровнее. Что ты щёку на тетрадь положил?

Старшие — те всё это уже усвоили, прыскают себе в кулак исподтишка, а то позабыли, что сами такими были. Не лучше и не хуже. Старшие — те грамотные уже, важничают перед первачками. А вот им, самым малым, всё приходится начинать сызнова. Правда, стараются они изо всех сил.

— А как же ослик, Надежда Фёдоровна? — спросил кто-то из ребят, когда ученики выполнили задание.

Учительница остановилась, подняла стёклышки пенсне. Внимательно посмотрела на Павлика. А он руки под стол — раз! Чернилами, наверное, замарал. Успел уже. Надежда Фёдоровна улыбнулась и тут же строго сделала Маленкину замечание.

— Ослик? — спросила другим голосом и присела на стул. Рядом с детьми.

Сняла пенсне — пружинки, видимо, давили ей переносицу и она снимала очки для передышки.

— Ослик начал читать.

— По-настоящему? — не поверили дети.

— А как же! Прочтёт страницу, перевернёт языком и носом, потом другую. И так всю книгу прочитал.

— Вслух?

— Да зачем вслух? Про себя, конечно. А как закончил, обернулся к своему хозяину и заревел по-ослиному.

Весело бьётся в печи жаркое пламя. Потрескивают сухие сучья, брызгаясь искрами из поддувала. Тёплый дух расходится по горнице. Да детворе не до этого. Слушает в напряжении — что дальше?

— Хозяином был у этого ослика ходжа по имени Насреддин. Ходжа — это вежливое обращение в старой Турции. Не ко всем, а к людям науки и просвещения, к тем, кто имеет отношение к воспитанию. Оно равно нашему «учитель», «наставник», или «духовный руководитель».

— Как дед Матвей?

— Как он, дети, — улыбнулась учительница.

— А что такое «духовный»? — спросил Федя Плотников.

— Ну, как вам это объяснить… — замялась учительница. — Наставник души. Как классный руководитель в школе. Так вот, есть целая книжка забавных анекдотов о похождениях ходжи Насреддина.

Тут же Надежда Фёдоровна объяснила и слово «анекдот», ученики не знали, что оно обозначает. Оказывается, это всего-навсего занимательный рассказ о смешном или необычайном происшествии. Всё просто, если знаешь. Это дед Матвей что-нибудь как завернёт, да ещё по-иностранному, — шалеют детишки от его учёности. А здесь всё ясно.

Рассказала это учительница, хотела снова перейти к уроку, но ребята не дали. Очень хотелось им знать, как же всё-таки Насреддин обучил своего осла грамоте.

— А просто: положил между страниц зёрна ячменя, осёл и искал еду. Конечно, натренировал его заранее страницы перелистывать языком и носом. Вот люди издали и думали, что осёл читает. А как ячменя на последней странице вдруг не оказалось, осёл посмотрел на хозяина в недоумении и заревел.

Весело трещит в печи жаркое пламя. От берёзовых дров чёрный дымок вьётся из трубы, затерянной среди дремучих лесов и болот, и никому в голову не придёт, что там, в избе деда Матвея, в самой большой комнате-светлице, дружно учатся по листам старого букваря дети.

За окном лютует стужа. Надрывно скрипят голые ветви деревьев, сухо шаркают по бревенчатым стенам колючие на морозе снежинки. Воет в трубе ветер. Иногда он подёргает наружную дверь. Дети насторожатся. И, успокоясь, продолжают своё дело. Тепло, укромно в старой, на зиму до окон обложенной мохом избе деда Матвея.

Часто дед Матвей дома не ночевал. Явится из лесу — управится: берёзовых дров наколет, печку истопит, принесёт из колодца воды. И как только начнёт смеркаться, опять в лес подаётся верхом на Короле. Через день-другой снова объявится. Приедет, обязательно что-нибудь привезёт: то мелу, то бумаги, а то и флакончик фиолетовых чернил. Казалось, он и уезжал только затем, чтобы школе что-нибудь раздобыть.

Войдёт во время урока, поставит в угол мешок с гостинцами — смотрите, мол, да не отвлекайтесь. А сам примется за свои дела. Занесёт вязанку дров, свалит у печи. Подбросит в розовую пасть несколько белых, из берёзы, поленцев.

Но ребятам не до уроков. Какие там занятия, если мешок с чем-то в углу стоит и всё время по горнице валенки топочут. А дед не спешит показывать, что принёс. Сядет у печи на маленькую скамеечку, руки вытянет к теплу, вроде греет их, вроде пламя слушает, смотрит вроде на огонь, а на самом деле весь его интерес в классе. Очень уж хотелось ему знать, как учатся его «студенты» и сколько преуспели в науках.