Лев Давыдычев - Чумазый Федотик

— Ты всегда была выдумщицей, — ласково ответил дедушка. — Ешь, ешь, — голос его стал строгим, — силы нам еще понадобятся… Вот подходим мы однажды вечерок к нашему дому в городе. Ты показываешь рукой на кусты и в ужасе шепчешь: «Деда, там вок!»

— Кто? Кто? — со смехом спросила Оля.

— Вок. Так ты называла волка.

И они долго смеялись, и Оля удивилась:

— А откуда в городе мог быть волк?

— Да никакого волка, конечно, быть не могло. Ты его выдумала.

— А еще что как называла я в моем раннем детстве?

— Горох ты называла гогока. Комара — гамар. Гром — гом. Цыплятки — пислятки.

Они смеялись и ели, ели и смеялись. Размахивая большим соленым огурцом, Оля сквозь смех выкрикивала смешные слова из своего раннего детства.

Вдруг из кустов раздался сердитый голос:

— Это кто тут расхохотался, все грибы распугал?

Оля насторожилась, а дедушка прошептал:

— Не бойся, это бабушка Наталья, — а в сторону кустов он сказал громко: — День добрый, уважаемая Наталья Никифоровна!

Из кустов вышла малюсенькая старушечка с очень огромнейшей корзиной в руках, ответила возмущенно:

— День-то добрый, а Оленьку-то зачем в такую даль затащили? Кому это в голову взбрело маленькое дите мучить?

— Я не маленькая, — обиженно сказала Оля, — никто меня никуда не затащил и никто меня не мучил.

Бабушку Наталью в деревне прозвали Радио и Прокурор. Радио — потому что она первой узнавала новости и быстро передавала их всей деревне. Прокурором — потому что бабушка Наталья не переносила, чтобы кто-нибудь вел себя плохо или глупо, пусть даже собаки и кошки, всех провинившихся она отчитывала громко, строго и долго.

Вот и сейчас она громко и строго проговорила:

— Притомилась ведь девонька-то наша! Такую махонькую в такую даль завели!

— Я сама шла, — тоже строго, но негромко возразила Оля. — Никто меня не заводил. Я два грибочка нашла.

— Из-за двух грибочков тащиться…

— Наталья Никифоровна, — перебил дедушка, — а сколько грибов в вашей немаленькой корзиночке?

— А у меня другой нету! — сразу обиделась бабушка Наталья. — Да я все одно пустая не вернуся! Я бересты наотрываю! Или трав нарву! На худой конец сучьев для растопки полнешеньку корзину притащу! А ребеночек у вас притомится, ноженьки у него заболят, головка закружится. Слушайте меня, я вам помогу, не дам ребеночку мучиться! Слушайте! — почти приказала она. — Идите по этой вот тропинке. Тогда прямехонько и быстрехонько попадете на поле с горохом.

— И гороху поедим! — радостно воскликнула Оля, а дедушка недоверчиво спросил:

— Идти все прямо? Не сворачивать?

— Сворачивать незачем. Она прямехонькая. Я всегда по ней хожу. Неприметная она, а короткая и верная.

Дедушка поблагодарил бабушку Наталью, посадил Олю себе на плечи и пошел прямо по тропинке.

Надо ли говорить, как обрадовалась Оля! Ведь от еды сил у нее не прибавилось, а наоборот: ноги стали слабыми. И вот, сидя на дедушке, она смеялась и сквозь смех напевала:

— Горох — гогока! Комар — гамар! Гром — гом! Волк — вок! Цыплятки — пислятки!

А дедушке было приятно нести внучку, слышать ее звонкий голос и смешные слова из ее раннего детства. Правда, радость его несколько омрачалась тем, что тропинка оказалась не прямехонькой, часто сворачивала то в одну, то в другую сторону.

— Конечно, жаль, что грибов не набрали, — сказал он, пытаясь успокоить самого себя, — зато прогулялись замечательно.

— И поели еще замечательнее! — добавила Оля. — И тропиночку бабушка Наталья показала замечательную! Скоро гогоку поедим!

Увы, пока они не знали, какой коварной окажется эта тропиночка…

Все медленнее и медленнее шел дедушка, все чаще приходилось ему нагибаться, чтобы Оля не ударилась лицом о нависшие над тропинкой огромные разлапистые ветви.

— Признаться, я очень здорово устал, — вдруг сказал дедушка тихим, каким-то сухим, будто неживым голосом, — здорово очень я устал…

— Так отдохнем, — виновато предложила Оля. — Или я пойду сама.

Дедушка промолчал, а шел уже совсем медленно. Наконец он остановился, опустил Олю на землю и сумрачно произнес:

— А тропинка-то вроде бы и кончилась.

Оля давно чувствовала что-то тревожное и спросила почти испуганно:

— Почему? Как это?

— Да вот так… видишь, нет больше ее, — растерянно ответил дедушка. — Зачем я Наталью Никифоровну послушался? Заблудились мы с тобой.

— Насовсем заблудились? — дрожащим голосом спросила Оля. — Спать здесь будем, да? А воки нас не съедят? — робко пошутила она.

— Спать мы будем дома, — решительно заверил дедушка. — Обидно только, что много времени и сил зря истратили.

— Она обманула нас?

— Нет, она просто что-то перепутала. Ничего страшного не случилось. Вернемся на знакомое место и отправимся домой хотя и долгой, но зато уж вернейшей дорогой. По коням!

— У ура… — еле слышно прошептала Оля, а собиралась громко крикнуть.

Дедушка снова посадил ее себе на плечи и быстро зашагал обратно.

— А тебе не страшно? — через некоторое время спросила Оля.

— Ни капельки, — твердо ответил дедушка. — Бояться нам, честное слово, нечего. Только не вздумай спать. На руках мне тебя далеко не унести. Ты ведь не маленькая.

— Конечно, конечно! — обрадовалась Оля. — Но вот… когда спать заставляют, не хочется. А вот… когда спать нельзя, глаза сами закрываются. — Она не удержалась и громко, протяжно зевнула. — Я буду петь, чтобы не заснуть!

Не успела она придумать, какую песню запеть, как дедушка резко остановился и сердито проговорил:

— Мы идем явно не туда! Какая-то заколдованная тропинка! Я иду по ней, а прихожу неизвестно куда! — Он опустил Олю на землю. — Во всем разберемся сами. Значит, ты очень хочешь спать?

— Я не виновата, — нервно зевая, пробормотала Оля. — Меня ноги не Держат, и глаза закрываются. Меня, по-моему, даже шатает.

— Раз хочется спать, надо поспать, — сказал дедушка. — Вон и кроватка!

Кроваткой он называл высокую кучу хвороста, положил на нее свою куртку, а на куртку опустил внучку. Оля сразу заснула.

Пока она спала, дедушка определил, в каком направлении им надо идти, и даже сам подремал немного, сидя на траве и прислонившись к куче хвороста.

Проснувшись, Оля не сразу поняла, где находится: ведь она еще ни разу не спала в лесу, да еще на такой необычной кроватке.

— Я вспомнила, — уныло прошептала она, — мы с тобой заблудились. Но я стараюсь не бояться.

— Мы с тобой заблудились, — весело сказал дедушка, помогая внучке слезть с кучи хвороста, — мы и дорогу нашли. Надо идти прямо на солнце!

И они двинулись прямо в чащу деревьев, сквозь которые просвечивало яркое, радостное, торжествующее солнце, пошли вперед без всякой тропинки.