Эдуард Успенский - Лекции профессора Чайникова. Остров учёных. Пластмассовый дедушка

— В общем, так! — сказал профессор. — Я, как всегда, буду проводить лекцию в студии! — И он грозно швырнул трубку на рычаг.

Трубка не ожидала такого действия в отношении себя. Она немедленно развалилась на две части. Из нее выпал маленький микрофон, о котором профессор говорил на своей лекции вчера, и небольшой наушник, о котором он собирался говорить сегодня.

«Какая жалость, что она не разбилась на прошлом занятии, — подумал профессор. — Телезрители сразу бы и увидели, как микрофон выглядит. А то „Шапка золотоискателя“, „Моя собачка любит рисовый суп“!»

Слава богу, на улице сильно похолодало. Профессор надел подарочные унты и отправился в студию. Свою лекцию он начал так:

— Дорогие телезрители, допустим, к нам с вами прилетели откуда-то высокочастотные радиоволны, то есть колебания. Но мы их с вами не может слышать своими ушами. Они для нас сливаются в сплошной гул.

— Конечно, — согласился Миша Кувалдин. — Вот какие страны присылают к нам эти колебания: и Америка, и Канада, и Бибиси.

— И Америку, и Канаду я знаю, — сказал профессор Чайников. — А что это за страна такая Бибиси?

— Наверное, это сокращение, — предположил Миша Кувалдин. — А полностью будет Бибисисия.

— А что, — согласился профессор Чайников. — Есть Белоруссия, в ней живут белорусы. На папуасских островах живут папуасы. А в Бибисисии, безусловно, должны жить бибисисы.

— Так вот, — продолжил он, — допустим, что из Бибисисии к нам прилетели медленные звуковые колебания, записанные быстрыми, высокочастотными колебаниями радиопередатчика. Помните, я рассказывал вам в прошлый раз, как это делается. Один высокопоставленный бибисис зовет нашего Мишу Кувалдина в гости.

— Профессор, — сказал Миша Кувалдин. — По правде говоря, я не очень-то понял, как это делается. Вернее, я все понял, как это делается, но я все понял неправильно. Вы сами тогда так сказали. А я бы хотел все понять правильно. Как эти колебания записываются?

— Сейчас я попытаюсь объяснить это снова, — сказал профессор. — Представьте себе длинную бетонную дорожку длиною в один километр. По ней. прыгает миллион теннисных шариков. Они скачут и скачут куда-то вдаль между дорожкой и натянутой над ней веревкой. Вот так.

— А теперь мы берем и пускаем по веревке волну. И тогда шарики начинают прыгать по-другому, подчиняясь веревочной волне. Вот так.

— У вас есть вопросы?

— Есть, профессор, — сказал Миша Кувалдин. — Даже много — два.

— Отлично, — сказал профессор. — Я люблю, когда у человека есть вопросы. Это значит, что он умный. Какие же у вас вопросы.

— Первый: где можно взять столько шариков? И второй: почему они прыгают?

— Столько шариков можно взять на шариковой фабрике. А прыгают они чисто теоретически. Теперь вам понятно?

— Нет, непонятно.

— Что вам теперь непонятно?

— Почему они прыгают теоретически? Что их заставляет прыгать?

— Предположим, что бетонная дорожка постепенно раскаляется, и поэтому шарики начинают скакать. Теперь есть вопросы?

— Есть. И еще больше. А почему дорожка раскаляется?

— Потому что по ней пустили ток.

— Но ведь всех прохожих будет дергать! — поразился Миша.

— Каких прохожих? — удивился профессор Чайников.

— Которые по этой дорожке ходят.

— По этой дорожке никакие прохожие не ходят, — стал подводить итоги профессор Чайников. — Потому что она теоретическая. У вас есть еще вопросы?

— Есть, — ответил Миша.

— Вот и оставьте их при себе.

— Почему?

— Потому что у меня больше нет ответов. Кончились.

Миша Кувалдин опечалился. Сильно, но ненадолго. Потому что профессор нарисовал какую-то чрезвычайно интересную картинку, как будто бы в БЕЛОЙ кастрюльке варились СИНИЕ макароны, намотанные на ЖЕЛТЫЕ сухарики. Миша Кувалдин сразу просветлел лицом.

— Переходим к наушнику, — сказал профессор.

— Видите, это катушка. Когда по катушке идет ток, слабый или сильный, вокруг нее возникает магнитное поле. Оно колеблется и притягивает металлическую пластинку-мембрану.

— Я все поняла, — сказала Марина Рубинова. — К нам прилетают звуковые колебания. Мембрана колеблется и передает эти колебания к нам в уши. Правильно?

— Нет, неправильно, — ответил профессор.

— Почему?

— Да потому, что звуковые колебания летать далеко не могут. К нам из Бибисисии летят высокочастотные колебания. А мы при помощи наушника и диода должны перевести их в звуковые. Вы помните, что такое диод?

— А как же, — ответила Марина Рубинова. — Это такое устройство, которое пропускает ток или что-либо другое только в одну сторону.

— Вы можете привести примеры диодов?

— Пожалуйста, — сказал Миша Кувалдин. — Тюбик с зубной пастой. Он пропускает пасту только в одну сторону. Однажды я пытался запихнуть пасту обратно, ничего не вышло. Бился, бился, ни капли не запихнул. Только весь перемазался.

— Интересная мысль, — сказал профессор. — В некотором смысле, тюбик с пастой действительно диод. А еще есть примеры?

— Есть! — осенило Марину. — Мясорубка, например. Она крутит мясо только в одну сторону… И тесто.

— И корова — диод! — закричал механик-электрик сцены. — Она траву ест только в одну сторону, я в деревне видел.

Профессор Чайников был поражен таким количеством диодов. А тут еще зазвонил телефон, и Фома Неверующий добавил:

— Да любой кинотеатр есть диод. Он людей только в одну сторону пропускает — через вход к выходу. Да любой гастроном!

— Я не буду спорить, — сказал Чайников. — Все это прекрасные примеры диодов. А сейчас я нарисую вам схему совместной работы диода и наушника.

Он нажал кнопочку, чтобы приехал чистый кусочек рисовальной доски. Но что-то перепутал и вместо этого уехал сам, потому что по кругу поехала сцена.

Профессор закричал Мише Кувалдину:

— Верните меня!

Миша поискал глазами нужную кнопочку и нажал ее. И как раз, когда, сделав круг, профессор приехал к доске, сцена остановилась и с диким скрипом поехала в обратную сторону.