Юван Шесталов - Красная легенда на белом снегу

Вокруг костра собрались его дети, внуки. В женском углу в поганой части чума ютились жена, невестки. Дети ползали, с ними играли собаки…

— Возможно, добрая жизнь придёт и к нашему огню. Не знаю, какую жизнь привезёт мой сын из города, большого каменного города.

Все замерли, молча слушали умирающего старика. Старик был слаб и немощен. Только в глазах у него иногда вспыхивали искры, которые будто говорили: буду жить! И тогда из уст снова лились слова:

— Вы, слышите, дети мои, голос снегов. Так идите на зов. Идите на зов людей. Союз, который связывает зверей, и тот достоин похвалы. А ведь людям ещё разум и сердце даны. Вместе надо людям быть. Рука руку пусть держит, друг другу помогает. — Старик закашлялся, застонал. — Скоро Торум позовёт меня — и я уйду. Лютого Осьмар Ваську, который избил меня и этим отнял жизнь, — отдаю в ваши руки. Судите его кровной местью.

В это утро старик умер.

Свистела вьюга. Гудел ветер. У входа вырос сугроб. Он рос, подбираясь к костру, как растёт горе в чуме, где уходит из жизни кормилец.

— Горе пришло в наше жилище! Большое горе! — вздыхала старая женщина. Она сидела неподвижно и смотрела на огонь. Смотрела застывшими глазами. Бросит хворост в огонь — и снова будто леденеет. Лишь когда порывы вьюги сотрясают чум, она снова просыпается. Рука её оживает. Из-за пазухи она достаёт замасленную газету. Смотрит на портрет сына. Говорит как бы сама себе: «Неужели это ты? Ленинград. Конституция. Будешь ли ты судить Осьмар Ваську? Кровь за кровь!..»

Старик Няркусь умер… Все слышали, как он сказал последнее слово, из него вырвался глубокий выдох. Это, наверно, и выходила из него душа, его двойник… По представлениям манси, душа — это такое маленькое, лёгкое, едва видимое существо, как едва уловимый выдох, улетающий вместе с жизнью из тела… Но с выходом из тела оно превращается в двойника человека, в его тень… И что будет делать эта «тень», эта ещё живая «лили»? Может, она спокойно уйдёт в нижний мир, страну мёртвых, или к Торуму поднимется, а может, просто будет бороться на этой земле с Осьмар Васькой? Осьмар Васька не только всю жизнь заставлял Няркуся работать на себя, но и лишил его жизни.

Случилось это недавно. Няркусь, как обычно, пас оленей. Но в последнюю большую пургу потерялись три важенки. Узнав об этом, Осьмар Васька пришёл в ярость. Сначала он ударил старика хореем, потом подскочил к нему и стал в бешеной ярости бить пастуха кулаками и всем, что попадало под руку…

Много крови потерял Няркусь. Вместе с кровью ушла и душа оленевода, его жизнь. Ушёл из жизни человек, он был бедный, но добрый и работящий. Однако кровь за кровь! Кровная месть теперь ожидала Осьмар Ваську. У Няркуся в чуме было ещё два сына. Кровь за кровь…

— Люди кульбазы едут! Снова детей в школу собирают! — выводил неторопливо слова Сас, входя и усаживаясь поудобнее к огню. Он только что приехал на оленях.

— Куль за нами гонится! — запричитал отчим, засуетился в углу, где он молча раскуривал длинную трубку.

Хотя был уже поздний вечер, он тут же засобирался в дорогу. Не успел вскипеть и прощальный чайник, как олени были уже запряжены в упряжку. Ещё миг — и под копытами заскрипел морозный снег.

Из тайги, где деревья, кажется, сливаются с небом, выехали в ледяную землю — тундру. Деревья здесь редкие, чахлые, низенькие. Немного проехали — стал подувать ветерок. Откуда-то появилась туча. Звёзды исчезли. Ветер задул сильнее. Закружился снег. Засвистела, запела вьюга. Все заснежилось, заметелилось. Олени не хотели идти против ветра. Они старались повернуть по ветру. Скоро поднялась такая метель, что всё побелело. И негде стало скрыться от этой неистовой вьюги. Ветер прожигал лицо калёным железом. Вьюга скоро стала такой, что видны были только хвосты оленей. А сами олени сливались с белой тьмой.

Пришлось выпрячь быстроногих и привязать их головами к нартам. Отчим залез под нарту и велел пасынку сделать то же самое. Упрятали голову и руки в малицу. Казалось, неплохо устроились. А снег всё летел и летел.

— Пу-ху! Пу-ху! — прокричал кто-то вдали.

«Кто это? Филин!» — подумал Сава, забираясь под шкуру. Да, филин так кричит. Глаза у филина круглые, голос зычный. Сава боялся филина, когда был совсем маленький. Знал он: на крыльях филина летает сам Менкв. Менкв — это злой лесной дух. И в жизни живут злые люди и в сказках они есть. Вот какую сказку как-то сказывала бабушка.

В лесной избушке живёт старик. Голова у него, как у медведя, косматая. Да только это не медведь, а человек, проживший на земле долго-долго. Внук есть у него. Мальчик. Эквапыгрысь, сын женщины. На мягких звериных шкурах резвится мальчик. Старик не сводит с него глаз.

Тепло и ласку дарит внуку бабушка.

Однажды дедушка и бабушка ушли. Внук один остался. И думает: «Не сходить ли на улицу? Что хоть там такое?!»

На улице видит: играют дети, мяч пинают.

— Сможешь ли ты устоять от удара мяча?! — говорит один из них. И самый большой мальчик пинает мяч прямо на Эквапыгрыся. Удар был такой, что чуть Эквапыгрысь не упал. Рассердился сын женщины, схватил мячик и пнул его обратно. Кому досталось по спине — тот надвое разломился, кого чуть задело — лежал как мёртвый. Вот какой был удар! Отцы и матери детей кричат на всю тайгу, на весь мир:

— Если руки твои такие сильные, если ноги твои такие мощные, где ты был, когда победили твоего отца? В болоте за семью озёрами ястребиный ветер треплет волосы отца твоего, сушит его голову. Там и показал бы свою мощь!

Вернулся Эквапыгрысь в избушку, лёг спать. Но никак не спится. Всё думает над словами, сказанными людьми на улице, размышляет: «И правда, почему у меня нет отца? У других ведь есть и отец и мать! Нет ли в мире где виновника этому? Отмщение за отца. Отмщение!»

На стене висел лук и стрелы. Взял он осторожно их и опять вышел на улицу. Долго ли, коротко ли шёл, много ли, мало ли землю мерил ногами и взглядом, только наконец увидел небольшой домик, дверь с одной стороны брёвнами обложена. Разбросал он их — в дом вошёл. В переднем углу старик Медведь сидит. Вздохнёт, выдохнет — ветер до дверей долетает. Эквапыгрысь взобрался на полати, рядом со стариком Медведем лёг. А когда проснулся — удивился: рядом со своим дедушкой, оказывается, спал.