Святослав Сахарнов - Цунами

— Верно, здесь был твой приятель, — сказал я. — Вот тут прятался. Наверно, подстерегал каланов.

Мы тоже легли в траву и стали ждать.

В воде ничего не было видно. На верхушке скалы сидела компания кайр. Птицы вертели головами, вытягивали длинные шеи и, казалось, тоже кого-то высматривали.

— Одна капуста! — сказал я. — Вон по воде лист плывёт. И вон…

И вдруг я заметил, что этот второй лист плывёт как-то странно.

Он плыл против ветра!

Я поднёс бинокль к глазам и вздрогнул. Прямо на меня смотрели из воды два маленьких глаза.

— Калан! — зашипел я и толкнул Колю локтем. — Смотри — калан!

Зверёк плыл на спине, сложив передние лапы на груди, прижав задние к животу. У него была круглая собачья мордочка и белые торчащие усы.

Калан выплыл на середину прохода между скалами, запрокинул голову и, не переворачиваясь на живот, нырнул. Скоро он всплыл, снова лёг на спину и зевнул.

— Погоди, а что это за колючки у него на груди появились? — спросил Коля.

Зверёк подплыл ближе к берегу, и мы разглядели: калан прижимал лапой к груди морского ежа.

Ведь надо же, достал со дна!

Зверь принялся за еду. Он аккуратно обмял лапами ежа — как дети лепят снежки — и начал есть. Кончив, бросил остатки в воду.

И тут со скалы вниз метнулась чёрно-белая стрела. Длинноклювая кайра на лету схватила объедки и с радостным криком унеслась прочь.

Начал моросить дождь.

Я посмотрел Коле через плечо. Он рисовал. На бумагу вперемешку ложились карандашные штрихи, чёрные песчинки, мелкие капли воды.

Мы укрылись плащами и продолжали смотреть. Скоро мы заметили второго калана. Он тоже плыл на спине, а живот его торчал вверх как поплавок.

Калан остановился. Между скрещённых лап показалась маленькая остренькая мордочка.

— О, — сказал удивленно Коля, — посмотри, да это же мать с каланёнком!

Каланёнку, видно, надоело лежать на животе у матери, он встал и, выгнув спину дугой, потянулся.

В это время в капустный затишек прорвалась шальная волна. Она качнула каланиху, и малыш, не сумев удержаться, полетел в воду.

Прижав подбородок к груди, каланиха смотрела, как барахтается её сын. Потом она нырнула и долго оставалась под водой. Вытягивая шею, каланёнок беспокойно кружил на месте. Наконец мать вынырнула. В зубах её дрожала большая белая рыбина.

Подталкивая сына носом, каланиха поплыла к зарослям капусты. Здесь в одном месте листья образовали что-то вроде плота. Каланиха взобралась на этот зелёный плот, уложила рыбу и лапой помогла залезть сыну. Они принялись за добычу.

Позади нас затарахтел мотор. Каланы, не доев, с перепугу скатились в воду. Со стороны океана на остров наползала дымная фиолетовая стена — надвигался туман.

Цепляясь носками ботинок за траву, мы побежали к берегу.

Вдруг Коля остановился.

— Ты чего?

Кряхтя, он выворачивал из песка рыжий шишковатый камень.

— Зачем он тебе?

— Нужен!

Он вывернул камень и понёс его на руках, как ребёнка.

— Да брось ты его!

— Не брошу.

Мы вдвоём поволокли камень к воде.

Вернувшись в посёлок, мы отправили третью открытку.

Вернулись из-за тумана.

Каланы плавают кверху пузом.

Открытка получилась немного непонятная, но мы так устали, что не захотели переписывать.

Мы прожили на острове десять дней, а корреспондент так и не вернулся. Куда он пропал, не знал теперь никто.

Мы стали собираться домой. На этот раз мы решили не плыть пароходом, а сразу лететь. Для этого надо было перебраться катером на соседний большой остров.

Утром в день отъезда Коля сказал:

— А вдруг меня с этим камнем не пустят в самолёт? Пойду поищу мешок.

Он сходил к рыбакам и вернулся с пустым мешком из-под соли.

— Торопись! — сказал я. — До отхода катера осталось всего полчаса.

Мы простились с девушкой, схватили чемоданы. Коля положил мешок на плечо, и мы побежали.

Мы прибежали на причал, но катера там не оказалось. Он не пришёл и через час и через два… Нам надоело сидеть без дела. Коля стал рисовать женщину-рыбачку, а я, вытащив из чемодана фотоаппарат, стал снимать. Над причалом были натянуты электрические провода. Они очень красиво выделялись на фоне неба. Я навёл на них аппарат… и вдруг увидел, что провода ПРЫГАЮТ. Потом я почувствовал, что причал, такой крепкий и неподвижный, тоже ШЕВЕЛИТСЯ. Он трясся мелкой дрожью. А провода — те уже прыгали КАК СУМАСШЕДШИЕ.

— Что это? — спросил Коля. Страница в его альбоме была вся забрызгана чернилами. — Не землетрясение?

— Землетрясение! — закричали все вокруг. — Землетрясение!

— Ложись!

— Зачем?

Мы метались по причалу. Вместе с нами бегали пассажиры, которые ждали катер, рыбаки и даже один пограничник в зелёной фуражке.

Вдруг репродуктор, который висел на столбе, откашлялся и голосом черноволосой девушки произнёс:

«Внимание! Внимание! Говорит станция Цунами. Ожидается приход волны. Всем жителям посёлка немедленно подняться на возвышенности. Кораблям покинуть бухту!»

Цунами!..

Из домов, из заводских цехов уже выбегали люди. Суда заводили моторы.

Цунами!..

Я схватил Колю за руку:

— Бежим!

Мы вскарабкались на сопку и огляделись. Всюду на склонах толпились люди.

Из бухты гуськом выходили суда. В океане они становились на якоря и ждали.

Ждали люди на сопках.

Все ждали волну.

— Идёт! Идёт! — закричали около нас.

В океане появилась чёрная полоса. Она двигалась к острову. Вот на ней вырос белый гребень. Вот уже волна подошла к острову, вот поднялась горой и с размаху ударилась о камни. Белые брызги столбом взлетели вверх.

Берег загудел. Корабли на якорях качались как игрушечные.

Потоки воды ворвались в нашу бухту. Вода у причалов заволновалась, потом отхлынула, обнажила чёрное дно и сразу стала прибывать. Она поднялась вровень с причалами, затопила береговой песок, подошла к стене завода. «Сейчас хлынет на улицы!» — подумал я.