Александр Шишов - Наш Калиныч

Михаил Иванович заулыбался:

— Буржуем не назову — зажиток твой от личного труда. А вот с годами ты становишься жадным. Это плохо. Жадность тебя может съесть начисто, без остатка. Надо сделать так, дядя Саша, чтобы молотильная машина стала достоянием многих. Чтобы вокруг нее сдружился наш сельский народ.

Моронов стоял перед ним с опущенной головой. Выслушал терпеливо, но ответил в сердцах:

— Который раз говорю, уезжай. Чем скорее, тем лучше. А то опять, как прошлым годом, пожалуют стражники, тогда защищать не стану. Скажу, кто ты есть. Что вижу, что слышу, то и скажу.

Михаил Иванович продолжал улыбаться, разглаживая черные тугие усы.

Перед отъездом у дома Калининых собрались сельские мужики. Пришли попрощаться с Михаилом Ивановичем, а получилось вроде собрания. За молотильную машину пожелали внести свой пай: Соловьев Александр, Румянцев Сергей, Кондратьев Федор, Бычков Николай с сыном Василием за двоих.

Так родилась на деревне артель «Содружество».

С утра было пасмурно. И к полудню пошел мелкий сентябрьский дождик.

Но народ, собравшийся на митинг со всей Бессоновской волости (это было под Пензой), не расходился, а лишь плотнее сжимался вокруг небольшой трибуны, затянутой кумачом.

Речь держал Председатель ВЦИК Калинин, прибывший сюда с агитационно-инструкторским поездом «Октябрьская революция».

Михаил Иванович стоял на трибуне в одной рубашке с расстегнутым косым воротом, подпоясанной узким ремешком.

Шел суровый, военный девятнадцатый год. Калинин говорил о положении в стране, о борьбе с белогвардейщиной. Рубашка на нем прилипла, по лицу бежали струйки воды. Он то и дело протирал очки.

И вдруг откуда ни возьмись над головами многолюдной толпы появился свернутый плащ. Передаваемый из рук в руки, плащ плыл к трибуне.

Стоящий рядом с Калининым председатель Бессоновского волисполкома Новиков расправил плащ и накинул его на плечи Калинину.

Михаил Иванович поблагодарил кивком головы, по-доброму улыбнулся, продолжая говорить о невероятных трудностях, выпавших на долю молодой Советской власти в борьбе с внутренними и с внешними врагами.

Когда митинг кончился, народ проводил Председателя ВЦИК с площади до самого агитационно-инструкторского поезда. Здесь продавались книги, плакаты. Можно было зайти в один из вагонов и посмотреть киножурнал и даже целую кинокартину.

По дороге Михаил Иванович забеспокоился: кто же хозяин плаща? Кому его возвратить? Осмотрели плащ: нет ли какого документа, удостоверяющего личность? Документа не было, а вот листок из школьной тетради нашли. На нем было написано заявление в волисполком с просьбой обеспечить школу на зиму дровами. На заявлении была резолюция: «Отказать. Новиков».

Явно плащ принадлежал кому-то из учителей местной школы, туда его и отправили.

А Михаил Иванович, отказавшись от обеда, пошел к телефону и попросил соединить его с председателем волисполкома.

— Вот ведь стояли вы на трибуне, товарищ Новиков, смотрели в глаза своим людям, и не стыдно вам было?

— Не понимаю, Михаил Иванович. Говорите яснее, не щадите, — отвечал Новиков.

— Ребят вы не любите. Для кого же и для чего наши великие революционные свершения?

Новиков дал Михаилу Ивановичу слово снабдить школу дровами.

— Всякие оказии бывали со мной. А вот однажды буржуйская шуба подвела. Хорошо, что голову не срубили. Могло бы и это стать, — вспоминая годы гражданской войны, говорил Михаил Иванович своим землякам. Случилось это так.

В первых числах ноября, в военный девятнадцатый год, агитационно-инструкторский поезд «Октябрьская революция», которым руководил Калинин, пришел в освобожденный Воронеж.

В нескольких верстах от города Первый конный корпус под командованием Буденного сражался с белыми частями генералов Шкуро и Мамонтова.

— Хотел бы я повидаться с Семеном Михайловичем, — заявил местным властям Калинин после митинга.

— Дорога плохая, Михаил Иванович. К тому же и опасно.

— На это я вам скажу: смелому горох хлебать, а несмелому и щей не видать…

Захотел поехать на фронт и Григорий Иванович Петровский, Председатель ЦИК Украины. Им указали на карте район Землянская, где находился штаб корпуса. Дали машину с опытным шофером. А чтобы не было холодно, посоветовали надеть шубы из конфискованного имущества буржуев.

Как назло, с утра сильно затуманило: кусты обернулись медведями, а придорожные деревца — подозрительными странниками. Дорога, развороченная колесами орудий, давала о себе знать: машина то и дело подпрыгивала.

— Мы, кажется, заблудились, — глядя из-под руки на перелесок, сказал Петровский.

— Возможно. Путь не наторен, да и развилок много, — ответил Калинин.

— Не повернуть ли?

И тут на перекрестке, словно из-под земли, появились два конармейца в остроконечных шлемах и в коротких полушубках.

— Кто едет и куда? — спросил один из красноармейцев.

— Местные. А вы кто?

— Буденновцы.

— Вот и хорошо. Мы тоже красные.

— Какие же вы красные? Вы буржуи! К белым удираете! Руки вверх!

Михаил Иванович, поправив на носу железные очки, сказал, что они представители Советской власти, имеют документы за подписью Ленина.

— Видали мы таких представителей в енотовых шубах, — усмехнулся один из бойцов.

— Тоже красные нашлись, — подхватил другой. — Снимайте шубы! Хватит, погрелись!

— Да что вы, товарищи дорогие!

— Мы буржуям не товарищи! Разговор кончен.

Конармейцы приказали шоферу следовать за ними. Молоденький боец пустил своего рыжего с заиндевевшей мордой коня впереди, старший поехал следом. У того и другого сабли наготове.

Калинин и Петровский лукаво переглянулись: дело складывается неплохо. Они заблудились, а тут их проводят до места.

— Это хорошо, что вы нас в штаб доставите, а то мы, чего доброго, могли бы в расположение белых попасть, — сказал Михаил Иванович.

— А вам туда и надо, — заявил замыкающий.

Так и прибыли они под конвоем в небольшое село.

Боец, что постарше, отрапортовал начальству:

— Наш разъезд задержал двух буржуев. Доставлены живыми.

Высокий, статный работник штаба, узнав Калинина и Петровского, тотчас же вызвал Буденного.

— Представьте, Семен Михайлович, наши воины задержали председателя России и председателя Украины.

Буденный, затянутый ремнем с кобурой на боку, любуясь на широкие, с длинными полами и бобровыми воротниками купеческие шубы, рассмеялся.