Макс Бременер - Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

- Четыре с лишком года, - медленно произнесла мать, как бы представляя себе в эту минуту, сколько в них для него вместилось.

- Да, - проговорил Гнедин, будто отвечая ей. - Были у меня за это время… - Он чуть затруднился и, взглянув на Волю, докончил: -…приключения. Потом - сложности кое-какие. Теперь жду назначения.

Евгений Осипович сделал короткую паузу, улыбнулся:

- А самое главное - привет вам, самый свежий, от Валентина Андреича.

- Значит, вы к нам сейчас, Евгений Осипыч, от него?.. - быстро спросила мать.

- Да, - ответил Гнедин. - К сожалению, не только «от», но и вместо. Вообще-то Валентин Андреич мог бы сейчас, между нами говоря, получить отпуск. Но не захотел…

«Не захотел, - обиженно повторил про себя Воля. - Сам не захотел». Но обида была какая-то вялая, и мимолетно Воля сам подивился спокойствию, с которым узнал, что отец не приедет. Он как бы и не переживал пока услышанного, а просто слушал дальше.

- «Мне, говорит, нюх подсказывает, что не время в отпуск идти. Побуду наготове, мне же и спокойнее будет».

- Ему, конечно, виднее, - сказала Екатерина Матвеевна сдержанно и взглянула на Волю, как бы остерегая его от рассуждений о том, о чем может судить лишь сам отец. - А вы? - вдруг живо спросила она. - Ведь если так, то и вы… Вы же тем более, Евгений Осипович?!

- Я - что же… - сказал Гнедин и развел руками. - Что же теперь я… Жду назначения, - повторил он фразу, произнесенную раньше.

- Ну, как бы там ни было у вас, это уж я не знаю… а мы вам рады от души, - сказала Екатерина Матвеевна.

Тон ее был очень приятен Гнедину и о ком-то, казалось, напоминал - тон доброго, без затей, человека, допускающего, что бывают на свете и не его ума дела, но в делах житейских, порой не столь уж простых, самостоятельного и решительного. Без сомнения, он встречал в жизни таких людей, и они помогали ему, но сейчас, сразу, не удавалось припомнить их…

- Спасибо вам, - ответил он. (Екатерина Матвеевна слегка пожала плечами: «За что же?») - Я у вас буду помощи просить: я ведь сюда приехал не только за тем, чтобы передать вам поклон от Валентина Андреевича, у меня еще… - он запнулся на миг, - семейные обстоятельства. Мне, видно, придется тут комнату у кого-нибудь снять. На моем попечении будет, видите ли, девочка. Маленькая девочка, - пояснил он.

- А вы умеете детей нянчить? - спросила с улыбкой Екатерина Матвеевна.

- Не приходилось, - ответил он, помедлив, как будто пытался что-то отыскать в памяти, но не отыскал. - Да я научусь.

- Научитесь, да не сразу, - сказала Екатерина Матвеевна и рассмеялась, словно вдруг вообразила себе, какой неуклюжей и беспомощной нянькой будет на первых порах Евгений Осипович.

И, обрадованная, что разговор их теперь перешел на простое и ясное, Екатерина Матвеевна с веселым любопытством забросала Гнедина вопросами о девочке.

- А какой у ней нрав? - спрашивала она. - Ей сколько? Кто за ней сейчас-то ходит? Вам надо будет ее почаще купать - маленькие это любят, - и в ванночку ей опускать таких, знаете, резиновых уточек, которые в воде не тонут… Непременно нужно достать!

Она рассмеялась, представляя себе, как он будет управляться со всем этим.

- Ей четыре года. Она сейчас здесь с бабушкой - моей тещей, - отвечал Гнедин. - Та как раз отсюда родом и…

- Так это ваша дочь, девочка-то? - воскликнула Екатерина Матвеевна.

- Это дочь моей покойной бывшей жены. Покойной и бывшей, - повторил он зачем-то.

Мать даже не взглянула на Волю, но, как если б она толкнула его, он понял вдруг, что происходит такой взрослый разговор, которого ему не положено слушать. Он знал, что лишний здесь и надо встать и выйти (а оттого, что наступило молчание, это с каждым мгновением становилось явственнее), но не мог уйти.

- Как же, ну, как же, а?.. - Произнося эти слова, Екатерина Матвеевна ни о чем не спрашивала Евгения Осиповича; скорее, она, сетуя, спрашивала у самой себя, как это так нескладно вышло, что она коснулась того, чего нельзя было касаться, и хоть ненароком, но причинила человеку боль.

Однако Гнедин решил, вероятно, что она спрашивает, почему не смогли обойтись без его приезда. Он объяснил:

- Я как будто сказал уже, что после смерти матери девочка осталась с бабушкой?.. Вопрос о моем приезде не встал бы, если бы не крайний случай. Сейчас бабушке предстоит тяжелая операция, такая, знаете… с неизвестным исходом. Ей нужно ехать в Минск.

И Гнедин поднялся, точно это ему предстояло ехать и было уже пора.

- Мы вас, конечно, никуда не отпустим, - сказала Екатерина Матвеевна, тоже встав. - Не захотели чаю - будем вас теперь обедом кормить… Я ненадолго - до плиты и обратно. - Она обернулась, выходя, быстро, привычно завязывая фартук. - У меня уж все состряпано. За обедом и порешим, как вас устроить лучше… Воля, покажешь Евгению Осиповичу, где умыться.

Мать ушла, а Воля остался один на один с Гнединым.

- Вот, значит, так, брат, - сказал Евгений Осипович и прошелся по комнате. - Тебе сколько же лет, а?

И Воля, ни разу не вспомнивший за последние полтора часа о том, о чем не забывал уже три недели, ответил:

- Четырнадцать. Хотя нет - пятнадцать. Мне сегодня исполнилось, - спохватился он.

- Поздравляю, - сказал Гнедин. - Довольно много, довольно много… Но ты еще живешь, по-моему, вчерашним днем?

- Почему? - не понял Воля.

- Отвечаешь - четырнадцать, а это было вчера, - пояснил Гнедин так, будто «вчера» значило «давно» и Волина оговорка казалась ему удивительной.

Воля озадаченно помолчал, а Гнедин вдруг улыбнулся ему: вероятно, он шутил.

- У нас тут рукомойник в коридоре, а во дворе кран есть, - сказал Воля. - Так что куда хотите…

- К крану, к крану, - отвечал Евгений Осипович.

Воля пошел показать ему дорогу и подержать полотенце. На ярком солнечном свету лицо Гнедина выглядело очень усталым. Нагнувшись, он подставлял под журчащую струю воды шею, лицо, руки, а Воля, держа его немного измятый пиджак, думал о нем - настойчиво, с усилием: что-то не укладывалось у него в голове…

Почему легендарный комдив - в штатском? Почему не в гимнастерке с петлицами и орденами? Что значит этот темный пиджак, на котором болтается некрепко пришитая пуговица?..

Когда умывшийся и посвежевший Гнедин вернулся, сопровождаемый Волей, в комнату, стол был уже накрыт. На нем стояли крупные спелые помидоры, огурцы свежие, большие и отдельно малосольные - маленькие, крепенькие (они плавали в миске с рассолом, остро пахнувшим укропом, смородиновым листом и чесноком), холодец на блюде. А в самом центре стола высился толстого стекла графинчик, наполненный прозрачной жидкостью до середины длинного горлышка. На дне графинчика желтели, чуть шевелясь, квадратики лимонной корки.

- Это что же - в мою честь парад такой? - спросил Гнедин, и при слове «парад» Воле захотелось узнать у него, бывал ли он на параде на Красной площади, видел ли там вблизи Ворошилова и Буденного. Но он не спросил - получилось бы как-то не к месту, ни с того ни с сего.