Борис Полевой - Мы - советские люди. Рассказы

Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Дать им всем выйти из леска на поляну. Ударить по ним по всем сразу! Передние уже в нескольких шагах… Вот так!

- Огонь!

Кто-то из немцев дико вскрикнул. Они остановились. Затрещали короткие очереди. Несколько солдат упало. Остальные залегли и бьют по кустарнику. Но это ничего, они лежат на снежной поляне. Их видно даже издали, как грачей на дороге.

- Огонь!

Автоматчики стреляют всё энергичнее. Цель хорошо видна. «Не удержатся, не удержатся!» - говорит себе Малик, страстно желая, чтобы скорее настал миг, когда немцы побегут. Число не пугает его. Солдат в окопе стоит десяти на открытой местности. И вот немцы не выдержали. На четвереньках они ползут назад. «Ещё, ещё!»

Автоматчики нажимают. Рокот очередей сливается в сплошной треск. Белые снежные фонтанчики прыгают по поляне. Точно над белым озером идёт крупный дождь. «Ага, бежите, сволочи!»

- Ур-а-а!

Немецкий офицер в шинели с меховым воротником там, у сосны, размахивает пистолетом. Должно быть, пытается их остановить. Малик прижимается щекой к холодному прикладу винтовки, затаив дыхание. Чёрная точка мушки блуждает около офицера. Так. Промазал. Но ничего, они бегут мимо офицера, они что-то кричат, показывая назад на кусты. Что это? В лесу строчат пулемёты. Чьи? Неужели наши? Ага, это немецкие заградители. Вот оно что! Малик уже слышал, что у немцев появились части, которые стреляют по своим, когда те бегут. «Ничего, ничего, спокойствие».

Очутившись между двумя огнями, немцы повернули и снова наступают. У них нет выхода. Напористо идут, передвигаются короткими перебежками.

«Только бы мои не дрогнули! Только бы не вышли из окопов! - думает Малик. - Только бы не дать понять, сколько нас тут!» Пули чирикают, как птицы, сбивая ветки, стряхивая иней. И почему-то бросается в глаза, что остроносые желтогрудые синички, бесстрашно цвикая, суетятся в кустах.

Уже выбыл из строя зубоскал Гайсин, всегда имевший в запасе для друзей не одну солёную шутку. Уже не стало хладнокровного добряка Куцевого, которого Малик помнил ещё по эшелону. Упал на бок, как подстреленный джайран, связной Керимов, упал, но тотчас же грудью лёг на бруствер и опять взялся за автомат. Девять оставшихся держатся. А автоматы рокочут в кустах упрямо и деловито, и трудно узнать, сколько их - десять, пятнадцать, сто…

Малик, гибкий, быстрый, раскрасневшийся, сверкая чёрными узкими глазами, горящими от возбуждения, ползает от одного, к другому:

- Держись, ещё немножко держись! Сейчас побегут!

Каждый из его людей всё время чувствует его с собой рядом, слышит, как упруго стрекочет автомат командира.

- Сейчас, сейчас побегут!

И действительно, немцы побежали. На этот раз молчали и пулемёты заградителей. Должно быть, и там, в чужом штабе, сочли дальнейшую атаку бесполезной. Но зелёная ракета распорола белёсый воздух. Что бы это значило? Ага, совсем рядом послышались хлопки. Миномётная батарея! Мины с предостерегающим мяуканьем стали падать в кустах. Но не зря всю ночь трудились бойцы, долбя замёрзший грунт. Они лежат теперь в узких щелях. Визжащие осколки косят над их головами кустарник, осыпают их прутьями, хвоей, мёрзлой землёй. Но они-то целы! Целы, чёрт возьми!

Миномёты смолкли. Но нет тишины, слышится урчание моторов. Танки! Должно быть, те самые, о которых докладывал Керимов. Ну да, вон они высунулись из леса. Неужели их повернули назад, на помощь своим?

Машины, тяжело воя, переваливают через край лощины.

Пять танков и рота пехоты против девяти бойцов и их командира! Отступать? Бежать? Нет, от танка не убежишь. Бежать - умереть. Сражаться! Отбить танки! В этом шанс выжить, победить. Всё это мгновенно пронеслось в мозгу Малика в то время, как он, волоча за собой сумку с гранатами и привязанными к ним бутылками, полз по снегу, наперерез танкам.

Машины шли излюбленным немцами строем - углом вперёд, и головная неслась как раз туда, где за пеньком лежал Малик. На ходу танки вели частый огонь из пушек. Снаряды летели куда-то далеко через головы. «К чему это? Там же никого нет. Шумовые эффекты?» - подумал Малик в мгновение, когда вырывал гранату из сумки. И ещё мелькнула мысль: «Они сами боятся».

Машина неслась прямо на него. Он уже различал каждую царапину на броне. Отчётливо мелькнул в его сознании парторг Шашко, величественный и прекрасный в своём самоотверженном боевом вдохновении. В это мгновение машина с грохотом пронеслась мимо так близко, что отполированный трак чуть не отдавил ему руку. Малик отскочил. Разогнувшись, как пружина, он метнулся вверх. Граната с привязанной бутылкой угодила прямо в радиатор машины.

Взрывная волна толкнула Малика в грудь, отбросила в сторону, это спасло его от гусениц второй машины, повернувшей прямо на него. Он не потерял сознания, но бросать гранату было уже поздно, не было времени размахнуться. Тогда Малик почти подсунул её под гусеницу и, отпрянув, прильнул к земле. Взрыв был так силён, что танк почти перевернуло на бок. Плюхнувшись назад, он остановился, и сразу же жёлтое, липкое, невысокое пламя, точно овчиной, покрыло его. Это вслед за гранатой сделала своё дело бутылка.

Оглушённый Малик, ощущая, что всё тело его покалывает, словно электрическим током, снова схватился за сумку. Но что это? Три машины затормозили и стали разворачиваться - торопливо, толчками. Против кого? Против своих? Да нет же, они идут обратно. Они отступают! И когда это дошло до сознания, Малик без сил упал на землю. Прикосновение к снегу привело его в себя. Двое бойцов, пластаясь по земле, волокли его в кусты.

- А мы думали, вас в лепёшку! - говорил один из них, тот, на чьих плечах лежал Малик.

- Давай, давай, неси, вон они опять рылом к нам разворачиваются, - торопил другой, помогая ему.

Очутившись в кустах, в окопчике, Малик сел на землю. Всё тело ныло, дрожало мелкой дрожью, острое покалывание становилось мучительным. Мокрое бельё липло к лопаткам, связывало движения. Малик осмотрел, ощупал себя. Нет, не ранен, цел. Жадно проглотил комок снега. От Малика, как от загнанной лошади, поднимался парок.

Но, несмотря на боль от контузии, всё в нём ликовало, пело. Это он, он, человек, победил пять танков! Такую силищу! И опять перед глазами остро, отчётливо, точно живая, мелькнула фигура парторга Шашко.

- Товарищ командир, седайте в окопчик, опять палить начали, - предупредил его кто-то.

Танки, отойдя на приличную дистанцию, открыли огонь. Из леска снова принялась бить миномётная батарея. В дисках у автоматчиков оставалось по пять-десять патронов. Ясно было, что нужно отходить. Но путь к своим преграждали эти танки, стоявшие на опушке. Малик посмотрел на карту. Потом, для себя, решительно прочертил линию в сторону, противоположную от своих позиций, прямо в лес, на немецких миномётчиков. Он рассчитал, что будет правильнее лесом сделать круг и в обход вернуться к своим. Он знал, что солдаты беззаветно верят теперь ему, знал, что они выполнят любой его приказ.