Ирина Пивоварова - Детская библиотека. Том 100

Кирилл взял кружку, повертел её в руке и сказал, что он, между прочим, поэт. Его стихи печатались однажды в школьной стенгазете. Он может на ходу придумать стихотворение про что угодно, ну вот хотя бы про эту кружку. И он тут же прочёл стихи собственного производства в соавторстве с Пушкиным и с Есениным:

Потом мы танцевали и играли в догонялки, даже чуть стол не перевернули. Мне было очень весело, волосы растрепались, лицо раскраснелось. И вдруг в самый разгар веселья Кирилл резко остановился, как-то странно по смотрел на меня и сказал:

— Ты красивая.

Комната ещё скакала вокруг меня; как в хороводе, кружились потолок, люстра, книжные полки, стол… А в голове будто включился магнитофон, в котором повторялась одна и та же запись со словами: «Ты красивая…» Так мне никто никогда не говорил. Показалось, что повсюду и внутри меня заиграли весёлые солнечные зайчики. Но играть и бегать почему-то расхотелось. Я принесла ещё какао. Мы заедали его рассыпчатым печеньем. Мама дала нам варёной сгущёнки. Мы намазывали сгущёнку на печенье, а в окно на нас смотрело солнце, яркое-яркое, будто тоже сгущённое.

Это был по-настоящему гостевой день. Вечером явился Олег. Он только что приехал из Москвы и привёз мне подарки. Олег положил их передо мной на стол: прозрачную ручку с плавающей золотой рыбкой, сердитого резинового гномика с копной рыжих волос и какой-то засохший цветок.

Я думала, что, съездив в Москву, Олег начнёт задаваться. Но он сказал, что там ему было скучно одному радоваться Красной площади и метро. Он рассказал мне о Птичьем рынке, и как он чуть было не уговорил маму купить ему обезьянку, и о том, какая она была потешная и как просилась на руки. Олег всё говорил, говорил и не мог остановиться. Я от этого немного устала, а когда он замолчал, чтобы передохнуть, быстро рассказала о Кирилле. Что он поэт, к тому же умный, весёлый и придёт к нам в гости снова. Олег почему-то сразу стал неразговорчивый, только заявил, что не доверяет поэтам. Они все, сказал он, как правило, брехуны. Я хотела обидеться, но не смогла. У меня не получалось ни на кого обижаться в такой хороший день.

Мы немного помолчали, и я спросила для примирения:

— А что тебе больше всего понравилось в Москве?

Олег задвигал под столом ногой и сказал:

— Сара́нки.

— Разве саранки растут в Москве? — засомневалась я.

— Именно, что нет, — оживился Олег. — Они же у нас растут.

— Тогда при чём тут Москва?

Олег взял со стола засохший цветок. Лепестки у цветка были коричневато-красные и печально гнулись на вялом стебле.

— Вот эту саранку я купил на цветочном рынке в Москве. Там миллион цветов! У меня глаза заблудились, на что смотреть. Мама шла с тётей Томой, и они называли разные цветочные названия. Я раньше не знал, что у цветов столько названий, и все они почему-то похожи на лекарственные.

И вдруг я увидел саранки. Их продавал один дяденька с хвостом сзади, как у девчонок. Я подхожу и спрашиваю: «Почём саранки?» А он говорит: «Какие ещё саранки? Если ты об этих цветах, так это лилии». А я говорю: «Это не лилии, это наши саранки, их ещё сарда́нами называют по-якутски. Они у нас в тайге растут». А он как засмеётся: «Ты, мальчик, какой-то дикий. Наверно, сам из тайги. Я могу поспорить, что это лилии, я сам их выращиваю». И закричал нарочно громко: «Лилии, лилии, покупайте лилии!»

Тут меня мама начала звать, а я у неё выпросил деньги и купил одну саранку. Мне сразу стало неинтересно смотреть на другие цветы. Мы дошли до конца базара и повернули обратно. И вдруг я слышу, этот дядька с хвостом кричит: «Саранки, саранки! Только что из тайги привезли! Покупайте якутские саранки-сарданы!»

Мне от этого рассказа стало смешно и одновременно грустно. Я вложила лилию-саранку в газетный листок и втиснула между двумя книжками. Так она лучше засушится и дольше сохранится. Олег было ушёл домой, но через несколько минут вернулся. Он запыхался — наверное, бежал через две ступеньки. А когда отдышался, выпалил:

— Забыл сказать! Ты на саранку похожа! У тебя такие же веснушки! — И убежал снова.

Перед сном я достала волшебное зеркало, которое мы нашли в заброшенном доме на пустыре. Как в серебристой воде, в глубине зеркала появилось отражение моего лица. Оно было какое-то незнакомое. Я внимательно в него всмотрелась и вдруг увидела блестящие, странного цвета глаза. Необыкновенные — серовато-жёлто-зелёные. В их глубине на серый скалистый берег катили зелёные волны и вдаль уходили долгие жёлтые пески… Новая Валентинка качнула в волшебном зеркале головой и улыбнулась. Она была… красивая. Как саранка.

Сегодня был длинный день. Смешной, весёлый, грустный. Я познакомилась с мальчиком Кириллом. Его я раньше не знала, а как будто была знакома сто лет. А такого Олега, как сегодня, я прежде не знала. Я сидела на кровати, и мне хотелось петь. Если б не ночь, я бы запела долго и протяжно, как, наверное, поют погонщики верблюдов. Просто так, без причины. В душе у меня было щекотно и странно. В ней, как яичница на сковородке, плавилось цветочное, яркое, сгущённое солнце.

За городом, наверное, уже всё цветёт. Берёзки распустили свои клейкие листья, а ёлки и сосны стояли такие нарядные, будто их только что облили свежей зелёной краской. Мы так соскучились по лесу, что решили одни, без взрослых, выбраться за город на дачу к Олегу и встретиться с июнем. Часа за три вполне можно успеть туда и обратно.

В автобусе было много людей. Мы с Олегом стояли, не держась за поручни, зажатые толпой. Когда автобус останавливался, людей захватывал нечаянный прилив и отлив. Тогда все толкались и кричали друг на друга. Крик был как мячик, он летел от одного к другому — недобрый мячик в какой-то злой игре. Вдруг что-то зашумело, откашлялось, и по автобусу пронеслись совсем другие звуки, лёгкие, как бабочки, — звуки музыки. Сквозь них послышался мужской голос. Он говорил смешно и немножко не по-русски:

— Дарагой гаспада! Мушшин и жэншшин! Пасматри в акно: такой прэкрасный дэн, такой добрый солнцэ, такой хароший лэта наступил! А вы — ругаться! Нэ нада! Вы будэтэ всэ шшасливый, эта я вам гаварю, ваш шафор!

Все замолчали, как выключенные. Злой мячик выпрыгнул в окошко, и стало тихо: слушали музыку.