Александр Ященко - Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста

Если бы он знал!..

Не только людям, как я знаю теперь, свойственно, не довольствуясь прекрасным настоящим, желать лучшего будущего, но и мне — удивительной крысе, «милейшему Хрупу», как меня назвал хозяин.

Изучив значение звуков, я решила продолжить свое образование, обратив внимание на значение движений. У меня явилось сильное желание разгадать мало уловимые движения живых существ, заметные в их мордочках, лицах, в их общей позе и ее мелких подробностях. Мне казалось, что существо, о чем-либо думающее, что-либо предпринимающее, непременно отражает это внутреннее чувство и на своей внешности. Я заметила, что смех у людей поднимает углы рта, испуг или изумление поднимает брови, морщит лоб. Я заметила, что жидкость, которую нечаянно лизнула Гри-Гри из тарелки у самовара, вычищенного прислугой, вызвала на морде собаки, почти всегда однообразной, особенную гримасу, даже подметила особое выражение у озадаченного кролика, когда его щелкнул в нос один из приятелей моего хозяина. Всех этих грубых случаев наружного выражения того, что чувствуют живые существа, было достаточно, чтобы я, рассуждающая и нелюбящая пустого досуга крыса, решилась вновь продолжать наблюдения и изучения.

Я думаю, лишнее будет рассказывать в подробностях тот способ, при помощи которого я понемногу усвоила все тайны языка движений. В общем это был мой прежний способ, только перенесенный на иные задачи. Я начала с движений людей, которые мне показались более легкими для изучения, так как то, что они чувствовали, ясно отражалось на их лицах. Я изучила постепенно смех, улыбку, усмешку непосредственно рядом со словами; то же самое я сделала с криками радости, печали. Труднее было узнать выражение испуга, особенно ужаса, но в этом мне помогла все та же моя маленькая учительница, девочка Вера, страшно испугавшаяся выскочившего из ящика ужа. Другой еще более хороший случай для изучения ужаса представился мне один раз под вечер, когда какой-то человек, тихонько влезая через мое окно в кабинет, наткнулся на няню детей, случайно в это время вошедшую. Няня остановилась, слабо крикнула и, как сноп, грохнулась на пол. Неизвестный человек тоже спрыгнул с окна и убежал.

Я с прежним упорством и неослабевающей памятью мало-помалу уяснила себе значение главных выражений ощущений на лицах людей, во время их соответствующей речи. После этого я старалась понять переходы выражений одного в другое, в зависимости от той же смены речей. Это было очень трудно, так как нужно было зорко всматриваться и почти мгновенно запечатлевать в памяти выражение лица и связанный с ним смысл сказанного слова. Кратко скажу, что только спустя полгода и то только потому, что я вообще приобрела навык на таких опытах раньше, удалось мне действительно изучить связь между словами, т. е. их смыслом, и всеми переливами и оттенками выражений лица и всей фигуры людей. Слушая человека, я, зажмуря глаза, ясно представляла себе все эти переходы, и, когда для проверки открывала глаза, чтобы посмотреть на выражение лица, я встречала всегда то, которое ожидала.

Но это была еще легчайшая часть труда. Я и не думала, что он будет серьезнее моего первого обучения языку звуков. Животных я все еще оставляла в стороне. При первых попытках вглядываться в них, я пока создавала в голове невообразимую путаницу, лишь только соединяла звук с выражением морды и фигуры.

Я обратила свое внимание на то, что казалось, хотя трудным, но более доступным, — на изучение выражений лиц людей, не говоривших. Девочки для меня в это время были такими же трудными для изучения, как и взрослые, так как они, во-первых, говорили слов нисколько не меньше взрослых, а, во-вторых, — если и имели самые разнообразные ощущения, то зато и меняли их так, что я едва успевала запоминать их. К тому же они без умолку тараторили, а я уже дошла до изучения безмолвных выражений людей, и говор мне был иногда помехой.

Смело могу сказать, что для людей почти невозможно изучение того, за что взялась простая крыса: впрочем… пожалуй, далеко не простая. Невозможно оно потому, что ни один человек, по-моему, не может обладать, как я уже раз высказала, той впечатлительностью, какой обладаем мы, звери и зверьки. Наше зрение удивительно остро, и дело не в том, что мы видим хорошо вдаль, вроде орла, а в том, что мы видим такие подробности выражений, которые, наверно, ускользают от глаз людей. Ускользают же они потому, что зрение свое человек для этого не упражняет. Зачем, спрашивается, ему пронизывать соседей своими взглядами, а между тем мы, звери и зверьки, мы именно так и смотрим. Не глядите на нас, что мы иной раз смотрим как будто равнодушно, вскользь. Верьте, что, если мы только взглянули, — мы уже многое поняли. Само собой разумеется, это в том случае, если у нас раньше был хоть какой-нибудь опыт. Люди, например, знают, что в новых странах животные встречают человека дружелюбно и не боятся его. Зачем таким животным еще какие-то выражения ощущения человеческого лица? Но, раз животное напугано, имеет, следовательно, опыт, оно уже смотрит на испугавшего его другими глазами. Из людских разговоров я слышала, что к пуганой вороне легче подойти с граблями, чем с ружьем, что пуганые волки боятся даже клока сена. Вот эти-то «другие глаза» и есть те глаза, которыми я смотрела на все изучаемые мною выражения, и в присутствии этих-то «других глаз» у людей я и сомневаюсь.

По крайней мере, я лично на своем веку не видела ни одного человека, который бы по выражению лица понимал, что думает другой человек, а я добилась того, что стала понимать.

Я знаю, что есть люди, которые узнают характеры других по их почеркам. Знаю, что существуют и удивительные, вдумчивые люди, способные отгадывать чужие мысли, понимать выражения человеческих лиц. Во всяком случае, это очень редкое явление, и это доступно, вероятно, не многим. Я же научилась читать некоторые мысли с той легкостью, с которой понимают громкую речь.

Вот, не угодно ли прочитать, что думает мой хозяин, когда он, откинувшись на спинку стула, глядит в окно.

Он думает:

— Как скоро наступила осень! Вон та береза, где сидит серая ворона, стала очень некрасивой, и, собственно говоря, ее следовало бы срубить: она мешает виду…

Я ловлю эту мысль хозяина по движению его шеи, которую он чуть-чуть ворочает, чтобы посмотреть по ту сторону березы справа и слева («береза мешает виду»).

— Сегодня сыро, — продолжает думать мой хозяин, и взгляд его падает на дорожки, — но по песку ходить еще можно. Что это там делают утки на клумбах? Чего смотрит сторож?..