Анатолий Митяев - Шестой – неполный

Мишка встречал самолёты около своего куста. Он стоял на задних лапах, столбиком. Правую переднюю лапу держал возле уха – отдавал честь. Лётчики, направляясь в штаб для доклада командиру, проходили как раз около Мишки и за такое усердие награждали его сладостями: кто сахаром, кто печеньем, кто кусочком шоколада. В дни, когда истребители часто вступали в бой, Мишка так наедался сладостями, что на котелок с пшённой кашей и не глядел.

Других лётчиков Мишка только встречал, Алексеева он ещё и провожал в полёт. Они вместе доходили до медвежьей границы. Алексеев чесал медвежонка за ушами и улетал, а Мишка оставался ждать. Словно человек, он смотрел в небо, вздыхал и, не зная, как скоротать время, кружился на одном месте, нюхал траву, копал в сухой земле корешки.

Видел и слышал Мишка лучше людей. Завидев, заслышав истребитель, Мишка от нетерпения и волнения садился на землю и через каждую минуту хлопал себя передними лапами по коленкам. Его блестящий чёрный нос был направлен точно в приближающийся самолёт – Мишка будто вынюхивал истребитель на расстоянии. Не было предела медвежьей радости, когда Пётр Алексеев подходил к Мишке, давал гостинец и тормошил его и катал по траве…

Хорошо жилось медвежонку и лётчику!

Только на войне хорошо не бывает долго. Обязательно случится какая-нибудь неприятность, а то и беда.

Как-то раз перед вылетом на задание Алексеев попрощался с медвежонком. Он приласкал зверёныша и сказал:

– Не скучай без меня, если что…

И улетел.

Пётр Алексеев получил особое задание: высыпать на взлётную полосу немецкого аэродрома металлические шипы. С большой высоты шипы нельзя сбросить, они разлетятся далеко по сторонам. Надо сбрасывать, опустив самолёт почти до самой земли.

Не прячась от немецких наблюдателей, наш лётчик повёл самолёт прямо на вражеский аэродром. На подходе к зенитным батареям, охранявшим аэродром, Пётр Алексеев сбавил скорость, снизился и выпустил колёса. Зенитчики удивились, что советский истребитель – целый, не подбитый – идёт на посадку, и не стали стрелять.

Самолёт с красными звёздами тихо летел над вражеским аэродромом. Но вдруг мотор взревел, и самолёт устремился ввысь. Фашисты ударили вдогонку истребителю из пушек и пулемётов. Они поняли, что наш лётчик обманул их, что он вовсе и не собирался садиться. Не могли немцы понять только, зачем понадобился советскому истребителю такой странный, рискованный полёт.

Скоро, однако, они разгадали загадку. На бомбёжку вылетели наши бомбардировщики. Их было много, десятков пять. Немецкие истребители покатились по взлётной полосе, чтобы взлететь в небо и напасть на тяжёлые, полные бомб машины. Но их резиновые колёса наезжали на железные шипы и лопались. Истребители падали набок, ломали крылья, перекувыркивались, загорались. Наши бомбардировщики без помехи разбомбили вражеские поезда на железнодорожной станции и благополучно вернулись домой.

А возвращение Петра Алексеева не было благополучным. Зенитный снаряд немцев разорвался рядом с его самолётом. Осколками тяжело ранило лётчика. Алексеев сам сообщил об этом по радио. Он сказал, что самолёт исправен, и он надеется довести его до места.

На аэродроме лишь медвежонок не знал о беде. Он с любопытством глядел, как на лётное поле бегут люди с носилками. А потом он увидел среди белых облаков истребитель. Мишка сел на землю и принялся хлопать себя по коленкам.

Истребитель неловко ткнулся в стороне от посадочного знака, запрыгал по полю, будто оно было изрыто канавами, и остановился. Медвежонок поднялся на задних лапах, приложил к уху переднюю лапу, стал ждать. Он ждал, когда к нему подойдёт его друг, угостит чем-нибудь…

Пётр Алексеев лежал на носилках. Он не видел Мишку, не видел друзей, которые несли его. Сознание оставило лётчика в ту самую минуту, когда истребитель замер посреди поля.

Носилки миновали медвежонка. Мишке было непривычно, что лётчик лежит, и он пошёл за носилками. На задних лапах идти было трудно. Но Мишка упорно ковылял за людьми. И около уха держал лапу. Ему полагался кусочек сахару. Он честно выполнял условие, по которому всегда получал угощение. Так он шёл и шёл, всё больше отставая от носилок, и в глазах его наливались слёзы обиды и отчаяния. Хорошо, кто-то из лётчиков догадался сказать Мишке ласковое слово, погладил его, пожалел…

Уже кончалось лето, когда Пётр Алексеев вернулся из госпиталя в полк. Первым делом он доложил командиру полка о возвращении в строй, а вторым делом спросил о медвежонке.

– Жив и здоров твой питомец, – ответил командир. – Сначала грустил, потом успокоился. Теперь, может быть, и не узнает. Он сейчас на своём посту. Дежурит. Сахар зарабатывает…

Алексеев пошёл к медвежонку.

– Мишка! – позвал он издали.

Медвежонок оглянулся. Он глядел и вспоминал этого лётчика. Старался понять, почему приятно слышать его голос, видеть его лицо. Вспомнить и понять мешал Мишке самолёт. Самолёт в это время шёл на посадку; медвежонку, чтобы получить угощение, надлежало быть начеку.

– Мишка! Злодей ты, а не человек! – ещё раз позвал лётчик.

Мишка был на распутье. Один глаз, одно ухо, одна половина медвежонка стремились к самолёту, другой глаз, другое ухо и другая половина – к лётчику. Если бы это было возможно, Мишка разорвался бы пополам и всюду успел бы. Но разорваться по своей воле нельзя. Нужно было выбирать что-то одно. И медвежонок со всех ног кинулся к Петру Алексееву. Чёрным клубком он прокатился по высохшей траве и прямо затанцевал на задних лапах перед лётчиком.

– Ну молодец! Ну умник! – радовался Пётр Алексеев и гладил медвежонка и трепал его жёсткий загривок. – А уж я решил, что ты способен променять друга на кусок сахару. Нет, ты не такой. Ты настоящий гвардейский медведь. А сахар? Подумаешь… Я тебе такое припас…

Тут лётчик достал из кармана куртки банку. Как только была снята с неё крышка, медвежонок обхватил банку всеми четырьмя лапами и принялся за угощение. Мишка урчал от удовольствия. Ещё бы! Первый раз за свою медвежью жизнь он ел мёд.

Рота моряков с военного корабля готовилась сойти на берег. Обычно моряки остаются на берегу недолго, скоро возвращаются на корабль. В этот же раз рота уходила с корабля навсегда. Была война, враг теснил нашу пехоту, моряки должны были помочь пехотинцам остановить фашистов на суше.