Анне-Катрине Вестли - Каос и Бьёрнар: повести

Сосед заторопился и предложил по пути, если надо, отвезти куда-нибудь Эву с Бьёрнаром.

— Спасибо, нам никуда не надо, — отказалась Эва. — Мы пойдём на вокзал встречать папу и заодно обновим коляску.

— А ноги у Бьёрнара не замёрзнут? — поинтересовался дядя.

— Нет, он в папиных сапогах, — ответила Эва.

Ни дядя, ни сосед, конечно, не поняли, почему в папиных сапогах ноги у Бьёрнара не могут замёрзнуть, но Каос-то знал, что в сапогах лежали бутылки с горячей водой.

— Ну как, Бьёрнар, нравится тебе новая коляска? — спросила Эва.

— Очень! — Бьёрнар улыбнулся. — Знаешь, Эва, теперь в сильный мороз я могу надевать твой меховой мешок, если ты сверху прикроешь его пледом. — Он понимал, что на коляске с рулём его уже никто не примет за маленького.

И Эва с Бьёрнаром поехали на вокзал — она толкала коляску, как финские сани, а довольный Бьёрнар крутил руль.

Каос с дядей снова сели в кабину, и грузовик помчался к Газетному дому. Каосу не терпелось рассказать папе и маме о сегодняшнем дне.

Папа стоял у окна, поджидая Каоса. Увидев его, дядя сказал:

— Беги домой, Каос, тебя ждут, а мы поедем дальше. Передай привет папе и маме.

— Я спешу, Каос, — сказал сосед, — ты уж прости, а то бы дядя, конечно, зашёл к вам. Будь здоров!

— До свидания! — Каос спрыгнул на тротуар и побежал к дому.

Водопад шумел, он как будто говорил Каосу: «Здравствуй!», но Каос так спешил, что даже не взглянул на него.

Хоть Каос и жил на первом этаже, ему нужно было подняться на несколько ступенек. Обычно он бегом взбегал по ним, но тут его охватило странное чувство — всей душой он вдруг ощутил, как хорошо вернуться домой. Он любил бывать у Бьёрнара, ему нравилось ездить к тёте и дяде, но, оказывается, тут, дома, ему было лучше всего. От этого чувства Каосу сделалось жарко, ноги налились свинцом, и он не мог быстро взбежать по ступеням.

Папа открыл дверь, и Каос бросился ему на шею.

— Здравствуй, сынок! — сказал папа, обнимая Каоса.

— А где мама?

— У них собрание, она немного задержится. Расскажи-ка мне про коляску. Сумел дядя сделать всё, как хотел?

И Каос стал рассказывать про коляску, про дядю с тётей, про маленькие финские сани и про дядиного соседа, который привёз их в город на своём грузовике.

А когда он кончил рассказ и они с папой поели, пришла мама, и Каос рассказал всё во второй раз. Чтобы папа с мамой могли представить себе, как теперь выглядит коляска Бьёрнара, Каос сел на стул и взял в руки палку, на которую надел крышку от кастрюли. Мамин зонтик изображал тормоз, а с помощью ручки от мясорубки Каос как будто поднимал и опускал колёса. И папа с мамой всё прекрасно поняли.

— Эве с Бьёрнаром повезло, что наш дядя такой мастер, — сказал папа. — А если они когда-нибудь поедут с нами в горы, ему придётся приделать к коляске полозья от финских саней.

Каос кивнул, с трудом сдерживая зевоту: ему уже очень хотелось спать, но он старался, чтобы папа с мамой этого не заметили. И зря старался, потому что папы и мамы обычно замечают всё.

— Пора спать! — сказал папа. — Сегодня моя очередь беседовать с Каосом перед сном.

— Хорошо, — согласилась мама. — Только пусть он не забудет почистить зубы.

От этих слов сон Каоса как рукой сняло. Он будто проснулся и начал бегать по квартире — из кухни в гостиную, из гостиной в спальню, из спальни опять в кухню. Он хотел, чтобы папа побегал за ним. Он даже спрятался под стол, но уж под стол за ним папа не полез.

В конце концов оба выбились из сил.

— Поиграли, и хватит, — сказал папа.

Но Каос побегал ещё немного. Папа молча ждал его. Потом они вместе пошли в ванную, и Каос выдавливал пасту, чистил зубы и полоскал горло. Папа его не торопил, но Каос и без того всё делал быстро — он вспомнил, что его ждёт беседа с папой. Надев пижаму, он нырнул в постель.

Папа сел к нему на край кровати и спел одну старинную песню, которая очень понравилась Каосу. Потом он рассказал ему про лисицу: лисица бежала по дороге и нисколько не испугалась маленького голубого автобуса, возвращавшегося в город.

— Голубой автобус посигналил ей? — спросил Каос.

Папа покачал головой:

— Нет. Голубой автобус был не в духе. Он уже много дней не в духе, потому что у него почти нет пассажиров. Правда, я объяснил ему, что скоро всё изменится: дни станут длиннее, морозы кончатся и туристы снова начнут ездить в горы.

— А сейчас туда никто не ездит?

— Почти никто.

— А что было потом?

— Увидев лисицу, мы ненадолго остановились. В автобусе было всего два пассажира. Когда лисица убежала, мы поехали дальше. Голубой автобус был погружён в свои мысли. Он не смотрел ни на лес, ни на усадьбы, ни на заснеженные поля и даже не заметил, как миновал нашу площадь.

Сегодня он не танцевал перед Газетным домом, а поехал прямо на автобусную станцию.

— Почему не танцевал?

— Ему не захотелось, ведь в двух знакомых окнах первого этажа не горел свет. Автобус сразу понял, что там никого нет, и не стал танцевать.

— Автобусу было грустно?

— Да, немного, — ответил папа. — Ему, а не мне, ведь я знал, где вы.

— А завтра он нам потанцует? — спросил Каос.

— Думаю, потанцует. — Папа улыбнулся.

— Как хорошо, что мы все уже дома, — сказал Каос и зевнул.

Папа тихонько запел песню. Каос зевнул ещё раз и закрыл глаза. Типография стучала. Водопад шумел. Всё было так, как нужно. Каос заснул.

И Новый год, и январские морозы уже остались далеко позади. Люди радовались тому, что дни стали длиннее и часто светило солнце. Но больше всех этому радовались маленький голубой автобус и папа Каоса — после Нового года из-за сильных морозов туристы перестали ездить в горы, и у голубого автобуса почти не осталось пассажиров. «А вдруг люди решат, что я никому не нужен?» — думал автобус, и ему было грустно. Каос, как обычно, каждый вечер ждал у окна, чтобы взглянуть на автобус, который возвращался из последнего рейса. Но грустный автобус часто проезжал мимо, забыв остановиться и потанцевать перед Газетным домом.

Теперь же, когда снова засверкало солнце и стало теплее, автобус сразу повеселел. Теперь он уже не забывал останавливаться, чтобы потанцевать перед Каосом, и только после этого спешил дальше к автобусной станции.