Леонид Фролов - Жемчуг северных рек [Рассказы и повесть]

«Золотые руки».

«Для города бы, может, и золотые, — вздыхала Мария Флегонтовиа. — А в деревне без топора не прожить».

У Митьки уже истаяла обида на Алика. Действительно, парень не в духе: такую ставку делал на сегодняшний выход, а пришли — не у шубы рукав, и близок локоть, да не укусишь. Много ли Славка, ныряя, надоставал — раковин пять-шесть. Да и сколько продержишься в ледяной воде — ещё судорогой ноги сведёт, так и самого придётся спасать. А куда, интересно, Славка-то делся? Ведь все вместе шли плот мастерить, разбежались по взгорку валежину искать с трухлявым нутром. Митька уже давно валежину нашёл и трубу выдолбил, а от них ни слуху ни духу. Хоть бы Николу не потеряли где.

— Славик, Тишка, ау-у!

— Ау-у, — отозвался из-за кустов Тишка. — Мы с Николой здесь, землянику едим.

— А Славка-то где?

— Он валежину ищет.

Митьке стало жарко от одной только мысли, что Славка усвистал к вырубкам. Ведь если чуть просчитается, повернёт от Полежаевской дороги влево, так на сотни километров ни одной деревни не встретит — будет лес и лес.

— Славка, ау-у!

— Ау-у! — ответил им Алик и равнодушно застучал топором.

Из-за кустов вывалились Тишка с Николой. Щёки у обоих в раздавленных земляничинах, глаза сыто осоловели.

— Не отставайте! — приказал им Митька и пошёл по уже хорошо проторённой в траве тропинке к берегу.

Берёзовая труба давила плечо, и нести её было неловко: Митька то и дело приседал, чтобы, с разгону выпрямившись, резко присесть и переставить плечо под более удобный выем ствола.

Они вышли на берег прямо к тому месту, где стучал топор.

Но — батюшки светы! — топором-то работал Славка, а Алик всего лишь похаживал вокруг него.

Митька торчком упёр трубу в землю и, сдерживая себя, чтобы не раскричаться, надрывным голосом укорил:

— Мы из-за него нервы на кулак мотаем, а он на наши крики и отозваться не соизволит…

Славка опустил было поднятый топор к ногам и незамутнённо голубыми глазами посмотрел на Митькину братию:

— А я вам аукал!

— Это Алик аукал.

— Да нет же, я! Вы же меня кричали…

Неужели Митька со страху голоса перепутал? А может, и перепутал: он же считал, что на берегу никого, кроме Алика, нет. Митька, остужая свой пыл, опустился было на траву, но Алик подзадорил его:

— Да не ревнуй ты его ко мне. Ведь мы общим делом заняты. Зачем нам выяснять, чья кукуруза выше!

Ох и доволен же он, что Славка вертится у него под боком! Вот уж самолюбие-то болезненное. У Митьки и в мыслях не было «меряться кукурузой», выяснять отношения. Он и поехал-то на Кереть не за тем, чтобы себя перед ребятами утвердить, а оттого, что его интерес разобрал: неужели и в самом деле полежаевцы, как говорится, по золоту ходят и ведать о том не ведают? Да сам же Алик его и зазвал, потому что не знал на Кереть дороги. Видно, никто из ребят в проводники ему не сгодился.

— Знаешь что, Алик, — сказал Митька. — Если ты ещё меня кукурузой будешь корить, так я ведь ничего у тебя не оставил. Могу сейчас же уехать.

— Ну вот, опять ты за старое, — недовольно развёл руками Алик. — Я же на мировую иду. Я же прощения у тебя у всех на глазах просил, а ты опять всё с ног на голову переворачиваешь.

— Ничего я не переворачиваю…

— Ну, как же? — высказывал Алик свою обиду. — У нас только что с Вячеславом хорошая идея родилась, а ты нашу радость даже не замечаешь. Только о себе думаешь, а не об общем деле.

Опять двадцать пять! Почувствовал рядом Славкино плечо и снова взорлил: нет выше птицы, чем он.

Может, махануть действительно в Полежаево?

Митька бросил трубу на землю и пошёл вверх по реке успокаивать нервы. Рвануть в Полежаево — не велика заслуга. Вдруг и на самом деле в Керети жемчуг, а они из-за своих вздорных характеров не нападут на него, вернутся домой ни с чем.

— Дмитрий! — закричал Алик. — Ну куда же ты?

Алика навела на счастливую мысль верёвка, которой Митька привязывал к коляске дрова. Она валялась над обрывом, свесившись петлей с травяного карниза. Петля эта сразу вызвала желание покачаться, и вот тут-то Алика и осенило: а не устроить ли такие качели на иве, что росла над омутом? Сучья у ивы здоровенные — любую тяжесть выдержат. А уж Алика или Славку — так без сомнения. И чтобы верёвка не резала ягодицы, когда на неё усядешься, надо, как на подлинных качелях, приспособить для сиденья дощечку. На торцах у дощечки вырезать зазубрины, чтобы она не выскакивала из верёвок. Может, не хуже плота получится. Сидя над водой, води «подзорной» трубой вокруг себя, разглядывая дно реки. Конечно, на плоту выше манёвренность, можно от одного берега до другого ездить. Ну а на качелях зато тебя не сносит течением. Надо вот вырубить в березняке удилище. Но вырубить не для того, чтобы к нему леску привязывать и рыбу удить, а для того, чтобы расщепить у него упругий верхний конец, вставив в расщеп короткую, наподобие спички, распорку. Как только увидел в трубу «подозрительную» раковину, так удилищем в неё и тычь, «спичка» от соприкосновения с нею выскочит, а самую раковину в расщепе зажмёт. Подтягивай её к себе, она твоя.

Голова у Алика соображала. Он уже придумал, как сделать, чтобы «спичка», выскочив из расщепа, не уплывала, а оставалась при удилище (а то ведь не напасёшься палочек!). Её на короткий поводок привязать — никуда не денется.

И насчёт удилища, чтобы его синхронно с трубой передвигать по воде, неплохая мысль появилась. Всё гениальное просто! Удилище всего-навсего надо вставить в трубу. Оно тонкое, мешать обзору не будет…

А чтобы трубу не обременительно было держать в руках, её вес с помощью той же верёвки можно переложить на качели. Руки останутся свободными для управления трубой и для маневрирования удилищем.

Блестяще! Алик позабыл все неудачи дня.

Тишка мысленно осудил и Митьку и Алика за мальчишество. Это ж надо, схватились, как петухи. И чего делить? Какую кукурузу? Кукуруза в наших местах и не растёт вовсе. И ведь вот что обидно: Митька — хороший человек, Алик — хороший человек. Оба хорошие, а поступают нехорошо. Жемчуг надо ловить, а не о кукурузе спорить. Ведь не далее как вчера разговаривали с председателем колхоза у сельсовета. На что он жаловался? Машин не хватает колхозу. А они миллион рублей могут вычерпать из реки — и не торопятся. Сколько всяких машин на эти деньги можно приобрести? Несчётное множество. Ещё, пожалуй, и им бы каждому по мотоциклу купили. А что? Серёжку Дресвянина за то, что он ходит с бабушкой на ферму коров доить, велосипедом премировали. Много ли он там надоил? Цистерну. На сколько это рублей? На сто иль на двести? А они миллионом ворочают, да ещё, Алик утверждал, и не одним, а восемнадцатью. Потягайся-ка с ними Серёжка. Ему за всю жизнь столько не заработать, сколько они только за лето колхозу отвалят. Конечно, колхоз им по мотоциклу подарит, а может, и по легковой машине, по «Волге» даже. А что? От такого пирога, какой они колхозу преподнесут, четыре-то «Волги» всё равно что четыре крошки. Незаметно глазу, что их отщипнули. Он прикинул на четверых — на себя, на Славку, на Митьку, на Алика. А Николу как? Никола хоть и не работал тут, а даже, наоборот, отвлекал рабочую силу, но и он вместе со всеми кормил комаров, маялся от жары и питался впроголодь, по-походному. Николе надо подарить трехколёсный велосипед. А то ездит чёрт знает на чём — на таратайке.