Альберт Лиханов - Обман. Повести

И вот теперь я лежал в траве, сдувал одуванчики, и как-то нехорошо было у меня на душе. Плохо мы простились с Васькой. И не объяснишь, почему плохо, а плохо. Мне все казалось, будто я что-то забыл.

Где-то что-то забыл.

Тобик крутился в траве, клацал зубами, гоняясь за своим хвостом, потом прижимал уши к затылку, замирал и срывался в кусты за бабочкой или толстой мухой, безмятежно тявкая и веселясь.

И когда он затявкал дольше и громче - так он обычно лаял на чужих, - я даже не обратил внимания. Подумал, что, может, бабочка ему какая-нибудь особенная попалась. Или схватил стрекозу, шелестящую крыльями, а она изогнулась да и цапнула его своей страшной челюстью в мокрый нос.

Шаги я услышал неожиданно и, когда обернулся, рассмеялся: это была тетя Нюра.

- Тетя Нюра пришла! - закричал я, вскочив, и во двор выбежала бабушка.

- Ой, Нюра пришла! - причитала она. - Нюрушка-голубушка, кормилица наша!

- Полноте, Васильевна! - смеясь, сказала тетя Нюра, разматывая косынку. Лицо ее загорело до черноты. - Не вырвалась бы! Жатва! Да председатель погнал торговать. Целу машину, Васильевна, веришь ли, черпаком продала.

Бабушка заохала, запричитала, повела тетю Нюру домой, в холодок. Мама и тетя Сима были на работе. Бабушка поставила чайник, чтоб напоить гостью до поту.

- Знаешь что, Васильевна? - сказала тетя Нюра. - Симы нет, дак я у тебя.

- Как, как? - не поняла бабушка.

Но тетя Нюра рассмеялась и велела мне отвернуться.

Я послушно отошел, услышал, как прошелестели босые тети Нюрины шаги к дивану, что-то зашуршало, потом цокнуло об пол, и тетя Нюра засмеялась:

- Ой, пуговица оторвалась! Не выдержала выручки!

И бабушка засмеялась тоже, но как-то суховато, сдержанно.

- Поворачивайся, Кольча! - весело проговорила тетя Нюра.

Я обернулся и увидел на диване и рядом, на полу, кучу скомканных, мятых денег.

- Нюра, Нюра, - испуганно сказала бабушка, - откуда ты столько?

Но тетя Нюра заливисто хохотала.

- Да говорю же, Васильевна, машину молока продала! Полна машина с бидонами была!

Бабушка замолчала, испуганно глядя на кучу денег, а мне тетя Нюра велела весело:

- Помогай, Кольча! Красненькие - сюда, синенькие - сюда, зелененькие - вот сюда.

Я принялся разглаживать мятые деньги, складывать их по стопкам, а тетя Нюра все смеялась, все говорила - радовалась, что много наторговала.

- Теперь, - говорила она, - молочка у нас хоть залейся. Хлебушко, слава богу, вырос, но пока не мололи, без него сидим, это верно, а молочка хоть отбавляй. Ну ничего, вот и картошка приспеет, а там и хлебушек по плану сдадим, глядишь, справимся помаленьку.

Она тараторила, никогда я такой ее не видел, а бабушка все стояла как застылая, подперла кулачком подбородок и никак от денег оторваться не могла.

- Ой, Нюра, Нюра! - проговорила она. - В жизнь столько денег не видывала, разве что в революцию, так тогда на миллионы торговали.

- Я и сама не видывала! - смеялась тетя Нюра. - Как налью, деньги-то за лифчик сую и все думаю: ой, кабы не вывалились, казенные же!

- А считанное? - спросила бабушка, вглядываясь в тетю Нюру.

- Что? - не поняла она.

- А считанное молоко-то?

Тетя Нюра пронзительно взглянула на бабушку, и та сразу пошла к своим кастрюлькам.

- Считанное, не считанное, - ответила она хмуро, помолчав, - а денежки эти не наши, колхозные.

- Да я не об этом, - заговорила бабушка, возвращаясь от кастрюлек. - Я и не об этом совсем, как ты могла подумать! Я спросить хотела, как отчитываться-то будешь? И опять же, сколько тебе за труды положено? Целый день, поди-ка, на жаре проторчала.

- К жаре-то нам не привыкать, - сказала тетя Нюра. - Вон люди на уборке костоломят, а я тут, как кассир, деньги муслякаю.

- Вот Ваське-то работы, а, теть Нюр? - спросил я, заглядывая ей в глаза.

- Нет, это не ему, - ответила она. - Это главному бухгалтеру сдавать буду. Васька счетовод. Счет ведет, сколько чего, каких гектаров сделано. Он до денег не допущен, потому как несовершеннолетний.

- Да и слава богу! - обрадовалась бабушка, будто боялась, что с деньгами Васька напутает.

- Ох, деньги, деньги! - вздохнула тетя Нюра, помолчав. - И вроде бумажка простая, а есть все же в ней сила!

- Охо-хо! - вздохнула бабушка. - Какая еще сила-то!

Но тетя Нюра будто и не услышала ее вздоха.

- Вот эти вот денежки-то, - сказала она, кивнув на диван, - на трактор копим, Васильевна. Ноне все на кобылах землю горбим. Было до войны три трактора, дак рассохлися. - Она засмеялась и добавила, становясь серьезной: - А теперь новый купим.

Я поглядел внимательно на тетю Нюру и вспомнил базар - бывал я там и с бабушкой, и с мамой, и один, - вспомнил ряды молочниц в белых фартуках, в белых нарукавниках, бойко орудующих железными черпаками с длинными ручками. Глядя на этих торговок, я всегда завидовал им, завидовал, что любая из них может взять и вот так, запросто, целый черпак молока выпить. А если захочет, и еще один: бидон-то у нее вон какой, два мужика еле с машины снимают. Торговки казались мне жмотинами и богачками - молоко стоило не дешево, и однажды я видел, как один старик покупал полчерпака. Молочница долго отплескивала из своего черпака, отлила, наконец, ругаясь, деду в бутылку, и он ушел, шаркая ногами. С тех пор я этих торговок особенно не любил.

И вот тетя Нюра. Она ведь тоже торговка. А торговала на трактор.

Я с интересом разглядывал Васькину мать. Рядом с ней лежали деньги, разложенные в стопки.

- Есть на трактор? - спросил я тетю Нюру, довольный, что и я к этому трактору имею отношение.

- На одну гусеницу! - ответила она, рассмеявшись. - Или на полмотора.

Я тоже засмеялся, представив, как по полю ползет не целый трактор, а одна только гусеница.

Оставив деньги на диване, тетя Нюра сбегала в магазин, принесла соли и спичек. Потом пришла мама, и мы уселись пить чай.

- Вы меня извиняйте, бабоньки, - сказала тетя Нюра, прихлебывая чай, - что молочка-то Николке я не привезла. На машине казенное было, а призанять у соседок не успела, погнал окаянный председатель прямо из конторы.

Мама и бабушка смутились, стали говорить: «Что ты, Нюра, да зачем, не такое теперь голодное время, все же лето», - но она, не слушая их, посмотрела на меня и сказала:

- Ну-ка, а может, Коле к нам податься? - И засмеялась: - Конечно! Живет парень в городе, глотает пыль, а у нас чистота! Раздолье!

Я сначала даже опешил. А потом вскочил, словно ошпаренный.

- Мама! - крикнул я. - Бабушка! Отпустите!

Видно, глаза мои сверкали, как угли, и голос звенел. Мама и бабушка нерешительно переглядывались.

- Он вам обузой будет, Нюра, - сказала наконец мама. - Ты на работе, Вася тоже. Не хватало еще тебе лишних хлопот.