Сусанна Георгиевская - Солдатский ножик. Рассказы

После чая Люся построила домик из разрисованных мамой кубиков, а мама взялась за свою работу. Всё было, как всегда.

И завтра, и послезавтра, и после-послезавтра. Всё было, как всегда. Работали, ходили вместе в кино. Один раз даже поехали на автобусе в Парк культуры и отдыха и посмотрелись там в «кривое зеркало». А про детский дом разговоров у них больше не было.

Но через неделю случилось вот что.

Мама вернулась домой с большим-большим пакетом.

- Что там такое? - спросила Люся.

- Не трогай, - сказала мама. - Потом увидишь.

Но Люся не могла дождаться, когда будет «потом». Она потихоньку подошла к пакету и провертела сбоку дырочку. Внутри было что-то голубое, стёганое, - наверное, одеяло.

- Это тебе или мне? - спросила Люся.

- Кому понадобится, - сказала мама.

Пока Люся смотрела сквозь дырочку на одеяло, мама открыла шкаф и стала разбирать Люсины вещи.

Переднички мама положила отдельно, а башмаки и курточку завернула в глянцевую бумагу и спрятала в портфель.

- Ты куда это хочешь нести мои полусапожки?

- Да ведь тебе они уже давно малы…

- А кому же они не малы?

Мама отложила портфель в сторону, села в кресло перед столом и взяла Люсю за обе руки.

- Люся, я должна тебе что-то сказать.

- Лучше не говори… Ну, да ладно, скажи.

Мама покашляла и стала зачем-то медленно переплетать Люсины косички.

- Нехорошо, когда девочка растёт, как ты, совсем-совсем одна…

- Ладно, тогда я буду ходить к нашей соседке. Там есть ещё две девочки. Только ихний Саша дерётся.

- Нет, - сказала мама. - Я, Люся, не про то. Давай-ка мы возьмём к себе ещё одного ребёнка. У тебя теперь нет папы, и это большое горе. А есть такие дети, у которых после войны не осталось ни папы, ни мамы. Ты понимаешь, Люсенька, - никого-никого? Вот я и хочу взять такого ребёнка. Я ему буду мамой, а ты - старшей сестрой.

- Ой, - сказала Люся, - ты, кажется, опять про своего Василька?

- Да, про него, - ответила мама. - Про нашего Василька. Я уже получила разрешение его усыновить, и скоро мы его возьмём к себе.

- К себе? Значит, он всегда будет жить, у нас? И ты будешь его кормить, спать укладывать, игрушки ему делать?

- Да, - сказала мама.

- Значит, это для него ты одеяло покупала? Новое, голубое?

- Нет, для тебя, дочка. А ему мы отдадим твоё, маленькое. Ведь ты уже выросла.

- И сапожки мои ему отдашь, и фартучки?

- Разве тебе их жалко?

- Нет, мне не жалко, а только я этого мальчика почему-то не люблю. Найдём другого.

- Когда же это ты успела его не полюбить?

- А вот когда ты меня в угол из-за него поставила. Раньше этого никогда не бывало!

- Не из-за него, а из-за тебя самой, - ответила мама. - Раньше ты так себя никогда не вела.

А через несколько дней мама с Люсей опять пошли в детский дом.

В детском доме их сразу же повели в комнату директора.

Комната была маленькая, белая, и в ней за столом сидела женщина в белом халате, которую Люся в прошлый раз приняла за доктора.

- Ну, вот и хорошо, - сказала женщина. - Сердечно поздравляю, товарищ Морозова. Признаться, жалковато всё-таки отдавать. Дивный парень!.. Только начнёшь привязываться к ребёнку, и вдруг какая-нибудь мамаша возьмёт его и усыновит.

- Право, мне не хотелось вас огорчать, Антонина Петровна, - сказала мама.

- Да что вы, что вы, голубушка! Я же шучу. Желаю вам вырастить хорошего сына!

В это время в комнату внесли аккуратно завёрнутый пакет.

- Это его приданое, - сказала директорша. - А вот и он сам.

Через порог осторожно, высоко подняв толстую ножку, переступил Василёк. На этот раз он был в новой голубой блузке и причёсан на косой пробор.

- Здравствуй, мой Василёк! - сказала мама.

Василёк протянул ей обе руки, как будто только её и ждал.

Мама посадила его на стул и стала одевать.

Няня помогала ей и приговаривала:

- Мал, конечно, а свой интерес, небось, понимает. Схлопотал себе в мамы такую приятную гражданочку!

Мама засмеялась, и директорша засмеялась, а Люся даже и не улыбнулась. Она молча сидела на стуле и смотрела, как мама надевает на Василька её красные полусапожки.

- Ну что, нравится тебе твой братик? - спросила Люсю директорша.

- Ничего, - сказала Люся и отвернулась, чтобы не видеть, как мама надевает на Василька её синюю курточку с золотыми пуговками.

И вот надели на Василька курточку. Повязали платочек, чтобы уши не продуло. Поверх платочка надели шапочку, как надевали Люсе, когда она была маленькой.

Потом стали прощаться. Все вышли провожать их на лестницу - директорша, няня, даже повариха. Машут им руками, кричат вслед:

- Будьте здоровы! Нас не забывайте, заходите с детками!

А повариха говорит:

- В воскресенье приходите. Такого наварю киселя для вашего Василя! Самого его любимого - вишнёвого!

А Васильку тяжело. Сам он толстый, и пальтецо на нём очень толстое. Мама взяла его на руки и снесла с крутой лестницы. Вышли на улицу, на солнышко. Мама хотела спустить Василька на землю, а он ухватил её за шею обеими руками и только одно повторяет: «Мумуля муя!» да «мумуля муя!»

Тут уж Люся не выдержала:

- Мамочка! Дорогая! Красавица! Отнесём его обратно, пока недалеко ушли. Ведь они же любят его, как родного, отдавать даже не хотели. Так всё было хорошо. Ну, пусть он и сапожки мои берёт, и одеяло, что ты мне купила, и все мои игрушки. Только пусть он здесь останется. А, мама?

- Нет, - сказала мама. - Он будет жить у нас.

- Ну, тогда я здесь останусь… в детском доме!

- Хорошо, - сказала мама, - оставайся. - И пошла вперёд с Васильком.

Люся немного постояла у крыльца, а потом молча пошла за мамой.

Так они дошли до конца переулка. Тут мама, видно, устала или, может быть, ей сделалось жалко Люсю, только она спустила Василька на землю.

- Пойдёмте, дети, - сказала она и протянула Люсе свободную руку.

Но Люся притворилась, что не заметила мамину руку, и засунула свои поглубже в муфточку. Так они и пошли: Люся - сама по себе сзади, а мама с Васильком - вместе впереди.

Перекатывается Василёк рядом с Люсиной мамой, переваливается в своём тёплом пальтишке, в красных полусапожках. На голове у него косыночка, чтоб в уши не надуло, сверх - тёплая шапочка.

И вот они дошли до перекрёстка. До большой улицы.

На большой улице бегут машины, троллейбусы, трамваи, торопятся прохожие.

- Люся, где ты, Люся? - говорит мама.

- Тут, - отвечает Люся, а руку маме не подаёт.

Постояли они у самого светофора, подождали, пока зажёгся зелёный свет.

- Переходите, дети, - говорит мама. - Скорей, скорей!..

А Люся и тут маме руку не подаёт. И вдруг повернулся к Люсе Василёк. Видно, испугался автобуса. Повернулся и протянул ей свою маленькую пухлую ручку. Тянет, тянет ручонку и смотрит Люсе прямо в глаза. А глаза у него, как пуговицы на мамином пальто, - такие же большие, только синие.